Нашел в своих закромах такую вот информушку:
"Памятная встреча
Газета «Реклама» публикует материалы о ветеранах войны, посвященные 65-й годовщине Победы в Великой Отечественной войне. И я решил написать о встречах с ветеранами, о личном знакомстве с бывшим командиром Красной Армии, участником Гражданской войны майором Гавриловым Петром Ефимовичем, участником героической обороны Брестской крепости.
Все дальше уходит время, которое отделяет нас от тех трагических дней. Поэтому правильно поступила редакция газеты «Реклама», размещая на своих страницах воспоминания ветеранов войны. Было бы замечательно, если редакции удастся при помощи читателей и спонсоров издать эти воспоминания отдельной книгой, как Альбом о Холокосте.
Я принадлежу к поколению детей военной поры. Мальчишкой встретил начало войны, пережил эвакуацию, уход на фронт отца, бомбардировки Харькова. В мае 1945 года видел ликование народа, дождавшегося Победы, навсегда запомнил возвращение отца и его братьев с фронта, пережил известие о гибели родных – расстрел в Харькове родителей бабушки, в Прилуках – жены и детей брата отца, пропажу двоюродной 5-летней сестры Зины и гибель в Ленинграде ее родителей...
Вся моя дальнейшая жизнь была связана со службой в Вооруженных силах СССР – в первый период в авиации, потом в ракетных войсках стратегического назначения. Я хочу рассказать о своих сослуживцах-офицерах, участников В. О. В., о моей встрече с героями Брестской крепости, о людях, которые с гордостью носили на груди боевые ордена и медали. Мое восприятие В. О. В. было таким, как нам преподносили его наши преподаватели, политработники, учебники.
Осенью 1955 года после окончания училища я, молодой лейтенант, получил назначение в Северо-Кавказский военный округ и в Ростове-на-Дону был направлен в отдельный дивизион радиосветотехники (ОДРСО), командиром учебного взвода. Командиром дивизиона был подполковник Тарабрин, замполитом майор Гауфман – офицеры, прошедшие войну с первых дней и до Победы и оставшиеся на службе в В. С. Это были честнейшие офицеры, требовательные к себе и подчиненным. Командир был трижды ранен, замполит, бывший летчик, был во время воздушного боя тяжело ранен в обе ноги, но остался в строю, хотя сильно хромал и ходил с тростью.
Они неохотно рассказывали нам о своих подвигах, о негативных явлениях на фронте: о СМЕРШе, заградотрядах, напрасных потерях... В августе 1956 года меня вызвал майор Гауфман. Я к тому времени был секретарем комсомольского бюро части, он поручил мне выехать в г. Краснодар, а наша часть дислоцировалась в станице Тимашевская, чтобы узнать адрес одного из руководителей обороны Брестской крепости майора Гаврилова Петра Ефимовича. Именно в этом году в печати появились статьи писателя Смирнова о героизме защитников крепости, и по его данным Петр Ефимович живет в Краснодаре. На следующий день рано утром на машине командира я выехал в Краснодар и в 10.00 был в городе. На железнодорожном вокзале в справочном бюро служащая, не спрашивая меня, кто я и кем мне приходится разыскиваемый, дала мне листок с адресом и написала, как туда проехать. На другом конце города в районе аэродрома у кукурузного поля первая встретившаяся нам женщина указала на полуземлянку, где живет Петр Ефимович. Дверь в землянку была открыта, вход прикрывала простыня. Я постучал в дверь и услышал хрипловатый голос: «Входите, открыто». Мой рост 169 см, но мне пришлось пригнуться, чтобы войти в землянку. Комната, перегороженная шторой, земляной пол, маленькое окошко, около него стол и две табуретки. Меня встретил мужчина лет 50–55, представился: «Гаврилов Петр Ефимович», и, крепко пожав мне руку, пригласил за стол. Я передал ему приглашение командования части приехать в станицу на торжественную встречу. Он с радостью согласился и позвал жену, чтобы она дала ему костюм. Из-за перегородки вышла женщина, а за перегородкой на кровати лежала еще одна женщина – его первая жена, которую он вместе с сыном выпустил наряду с другими семьями военнослужащих под белым флагом из осажденной крепости. Ее и сына, который уже служил в армии, он нашел в 1956 году, когда вышел на свободу из советского концлагеря. Она была прикована к постели и за ней ухаживала его вторая жена. По дороге Гаврилов попросил взять с собой бывшего участника обороны старшину Бессонова и сына полка Васю Клыпу, которые жили тоже в Краснодаре. Дома мы застали только старшину Бессонова, а Васи не было, и мы поехали в станицу, прихватив с собой мою жену. Часа в 3 или 4 мы приехали в штаб, где нас встретили командир, замполит, офицеры, и после недолгой беседы повезли гостей в станичный дом культуры. Я не буду описывать встречу со станичникам. Это передать невозможно. Машина была завалена цветами. Оказалось, что призыв в армию 1940 года был из Краснодарского края, и в зале были люди, близкие которых защищали крепость и погибли там, как герои.
Жены офицеров накрыли стол в нашем доме. После ужина Петр Ефимович попросил женщин выйти в другую комнату и, взяв с нас слово офицера, стал рассказывать о событиях военных лет, о которых в 1956 году ничего не печатали и это держалось под секретом. Итак, все по порядку, как я сохранил это в памяти.
В Брестской крепости находился гарнизон, в который входили пехотный полк, артиллерия, танки, пограничники, санчасть и другие службы тыла. Пограничники несли службу по охране границы на своих участках. В состав группы входили: командир, вооруженный ручным пулеметом Дегтярева, стрелок, вооруженный винтовкой, и проводник с овчаркой, тоже с винтовкой. Вот и все прикрытие границы. Остальной личный состав крепости занимался изучением уставов, политзанятиями, физической подготовкой, изучением вооружения. Сама крепость в то время уже не представляла какого-то стратегического значения. В крепости были несколько цитаделей, глубокие казематы с двухметровыми стенами. Личный состав жил в казармах, семьи – в жилых домах.
«Мы, – говорил Петр Ефимович, – понимали, что на польской территории что-то происходит. Концентрация и маскировка артиллерии, танков, солдат, которые часто подходили к реке, а река Муховец шириной 100–150 метров отделяла нас от них, кричали, что скоро будут на нашем берегу. А у нас все спокойно, говорить о подготовке к войне было строго запрещено органами НКВД. Я своим подчиненным ежедневно говорил, что необходимо быть готовым к любым провокациям и даже войне. И когда из крепости вывели технику и войска, меня оставили в крепости, т. к. в понедельник 23 июня должна была заседать парткомиссия с единственным вопросом – о провокационных действиях майора Гаврилова, т. е. за то, что я предупреждал о готовности немцев к войне. Но комиссия не собралась, т. к. немцы опередили события и 22 июня началась война. Сильнейший артобстрел, орудия разных калибров прямой наводкой били по крепости, по казармам. Пограничники не открывали огонь по немецким солдатам, которые по мосту бежали к крепости и переправлялись на лодках, т. к. был приказ: «На провокации со стороны немцев не отвечать». Казармы были разрушены, бойцы в нижнем белье занимали оборону в цитаделях. Закончился обстрел, увезли в казематы семьи. Уцелевшие пограничники ушли в крепость. Связь была нарушена. Когда на площадь вбежали немецкие солдаты, мы отдали приказ открыть огонь. Немцы были буквально сметены и побежали из крепости. Мы погнали их и в штыковом бою из крепости и с моста. И вновь страшный обстрел. Но мы были готовы к этому и уходили в казематы, а после окончания обстрелов поднимались наверх к амбразурам и вели огонь. Погибло много бойцов, еще больше было раненых. Их уносили в казематы, где за ними ухаживали наши жены. Были и предатели, которые, сдавшись в плен, выдавали своих командиров. Так был выдан попавший в плен политрук Фомин, которого немцы сразу же расстреляли. Но на моей памяти это был единственный случай предательства. Остальные погибали как герои, с оружием в руках. Таяли наши ряды, мы уже не ходили в атаки, а поражали противника из засад. Закончилась питьевая вода. Выход к реке за водой с котелками часто заканчивался гибелью солдат, а воду давали только раненым. Заканчивалось и продовольствие. Собравшись в одном из казематов, мы решали вопрос: что делать с семьями? Мы понимали, что из крепости нам не пробиться, т. к. не знали, где наши войска, а семьи необходимо было спасать. Приняли решение вывести их из крепости под белым флагом. Их окружили немецкие солдаты и увели. О дальнейшей их судьбе мы не знали. Прошел почти месяц со дня начала обороны. Все реже слышались выстрелы наших винтовок и пулеметов. По выстрелам мы определяли, где стреляют наши, а где – немцы. Последние дни уже не было сил даже стрелять. Питались конскими брикетами, грызли их как сухари. Я остался один, очнувшись, увидел немецких солдат, но кинуть в них гранату или подорвать себя, сил не было. Так я попал в плен. На плащ-палатке они вынесли меня наверх. Немецкий офицер построил солдат в шеренгу и они взяли оружие на караул и пронесли меня вдоль шеренги в лазарет. Это были не эсэсовцы. Поэтому меня не расстреляли. Ну а дальше лазарет, предложение перейти на их сторону, что я категорически отверг, лагерь, освобождение советскими солдатами, допросы в органах СМЕРШ, суд, срок... Лишенный звания, пенсии приехал в Краснодар, где встретил своих однополчан. Они помогли мне вырыть и обустроить землянку. Я познакомился с женщиной, она поддерживала меня в тяжелые годы. Спасибо моим друзьям-однополчанам, которые стали для меня родными. Потом были публикации в центральных газетах писателя Смирнова. Моя семья выжила. Жена сильно болела и, приехав с сыном в Краснодар, поселилась у меня, т. к. жилья у них не было. И моя вторая жена приняла на себя заботу о ней».
Главным из всего рассказанного Петром Гавриловичем было слово «предательство». От кого оно исходило, армия в те годы не знала. Это сейчас мы знаем – от самого Сталина. Строжайшие приказы не открывать огонь, не пресекать полеты немецкой авиации, вывод войск из крепости в летние лагеря и т. д. Все это терзало душу Петра Ефимовича. Но тогда под угрозой репрессий никто не мог свободно высказать свои мысли вслух. Мы, молодые офицеры, раскрыв рты, слушали его рассказ. Даже наши командиры-фронтовики не рассказывали нам об этом. А он – рассказал, мы хранили его тайну до тех пор, пока это стало уже не тайной.
На следующий день я отвез их в Краснодар, где они должны были встретиться на вокзале с писателем Смирновым. Он ехал поездом Москва–Кисловодск в санаторий. Петр Ефимович представил меня писателю. Так как стоянка поезда была 30 минут, Смирнов пригласил нас в свое купе, достал бутылку коньяка и мы выпили за него, за Петра Ефимовича и его друзей, за армию. После отхода поезда я развез всех по домам. Мы распрощались, крепко пожав друг другу руки. Так произошла встреча, которую я помню долгие годы. В дальнейшем из печати я узнал, что Петр Ефимович был восстановлен в партии, воинском звании, ему было присвоено звание Героя Советского Союза, он был избран земляками в Верховный Совет СССР. Такова трагическая и героическая судьба Петра Ефимовича Гаврилова.
Ефим Цыбульский"
В который раз убеждаюсь, что байку о пребывании Гаврилова в советском лагере в качестве сидельца выдумал сам... Гаврилов. Видимо не хотел рассказывать, что служил после войны в НКВД-МВД...
