ЛАЕНКОВ ФИЛИПП ИВАНОВИЧ, старший сержант, помощник командира взвода полковой
школы 455-го стрелкового полка.
Участвовал в обороне Брестских ворот Цитадели.
29 июня был схвачен фашистами. Дважды бежал из лагерей военнопленных Бяла-Подляска и
Демблин. Оба раза неудачно. Будучи в лагере у г. Алгринген, работал на шахтах
Эльзас-Лотарингии. Совершил несколько диверсий. Летом 1944 года, когда гитлеровцы
спешно эвакуировали лагерь, Лаенков с помощью товарища убил конвоира, овладел его
оружием и бежал. В Эльзасских лесах встретился с маки, стал участником французского
движения Сопротивления.
Ныне Ф. И. Лаенков - токарь треста «Водоканал» г. Ташкента. Награжден орденом Красного
Знамени и медалью.
Пережитое
21 июня 1941 года я заступил в наряд помощником дежурного по части. Было чуточку обидно, что
перед отъездом в отпуск, в родной Воронеж, пропадают суббота и воскресенье. Но все равно у
меня сохранялось хорошее настроение: в кармане гимнастерки лежали денежная премия,
отпускное свидетельство и приказ, по которому объявлялась благодарность, - все это за первое
место в стрелковых соревнованиях на первенство Брестского гарнизона. ...Начало светать. Я
обошел посты, проверил караулы. Хотел результаты проверки занести в журнал несения
караульной службы, но дежурный сказал: «Сделаю сам, отдыхай». Я сел к столу. Спать не
хотелось. Представлялась мне поездка домой. Там, в Новохоперском районе мать, родные. Отца
своего я не помню. Знаю его по рассказам матери как смелого и сильного человека. Отец был
членом партии с 1902 года, за революционную работу не раз сидел в тюрьмах, погиб в двадцать
первом году на посту комиссара продотряда.
Режущий ухо свист прервал мои размышления. Толстые стены казармы потрясли взрывы. Куда-то
делся дежурный. Распахнув дверь в казарму, я заорал «В ружье!» Пришлось сразу же отражать
нападение фашистов, пытавшихся захватить мост через р. Мухавец.
В окне подвала под кухней курсанты пулеметного взвода школы, которым командовал лейтенант
Киреев, установили станковый пулемет. Они держали под огнем мост. С первого этажа по церкви
и вдоль Мухавца вели огонь ручные пулеметы.
Около полудня первого дня к нам, в подвал, спустился капитан Зубачев. Его фамилию я узнал
после того, как доложил ему по уставу об обстановке у моста. Он сказал, что берет на себя
командование. По поручению Зубачева я с тремя-четырьмя курсантами несколько раз ходил в
разведку вдоль казарм. Это так говорится «ходил». Ползали мы и, конечно, проделывали это
гораздо незаметнее, чем на занятиях. Мы установили, что немцы обстреливают нашу казарму и
места, прилегающие к ней, с Северного острова.
В середине дня капитан Зубачев собрал что-то вроде совета, на котором были Радченко и
некоторые другие младшие командиры. Зубачев сказал, что необходимо установить связь с
соседними подразделениями и попытаться вырваться из крепости для соединения с нашими
частями. Он предложил выдвинуть группу бойцов во главе с Радченко (это был толковый
командир отделения полковой школы) через мост. В задачу группы входило: занять рубеж на той
стороне Мухавца и прикрыть наш прорыв.
Однако этот план не удался. Группа Радченко полегла на мосту.
С первого этажа нам стали кричать, что фашисты стреляют из-под моста. Мы решили отомстить за
гибель товарищей, уничтожить эту вражескую группу. Но когда добрались до двери, я увидел, что
фашисты идут с поднятыми руками. Напугал ли их наш сильный огонь по месту, где они засели,
или кто другой из наших взял их в плен - не знаю.
Гитлеровцев обыскали, забрали противогазы, телефонный аппарат. Допрос снимал капитан
Зубачев. Переводчиком был один из курсантов, который знал немецкий язык.
После этого Зубачев отправил меня с тремя курсантами в разведку. Потом пришлось двое суток
не отрывать рук от пулемета. Будто свинцом налилось все тело, хотелось спать, а того больше
пить. Одеревеневшие пальцы едва сжимали гашетку. На третьи сутки к пулемету подполз капитан
Зубачев, Он поручил отобрать самых крепких и смелых ребят и прорваться через кольцо врага в
Кобрин, в штаб армии, доставить туда знамя нашей части. Когда стемнело, капитан Зубачев
каждому из пятнадцати собравшихся в путь пожал руку. Он обнял меня и поцеловал. Что-то
отцовское было в этом объятии. Оно растрогало меня. Под покровом ночи, метрах в 350-400
левее моста мы начали переправу.
Пятеро бесшумно проплыли к противоположному берегу, занятому врагом, но остаться
незамеченными не удалось. Над головой вспыхнули осветительные ракеты. Воздух прорезали
трассирующие пули. Но еще трое из нас все-таки смогли переправиться на тот берег. Нас стало
восемь.
К рассвету добрались до северного вала. Четыре ночи пытались мы прорваться через огненное
кольцо врага. После третьей ночи нас осталось трое. Мы спрятались в домах комсостава. Один из
нас раздобыл банку крупы. Съели. Потом, видимо из мусорной ямы, притащили головы от
соленой рыбы. Теперь еще больше стала мучить жажда. Устали смертельно. Вот и еще одна
ночь. Опять не удалось прорваться. А боеприпасы кончились. Решили возвратиться к своим.
Доберемся ли? Перед нами валяются перевернутые военные повозки. «Стоп!» - мелькнула
мысль. Я сказал ребятам: «Прикройте!» Штыком от самозарядной винтовки вырыл под повозкой
ямку, положил знамя вместе с комсомольским билетом, засыпал землей, закидал камнями,
подался назад, оглянулся. Прикинул, что от трех огромных деревьев у западного форта это будет
примерно метрах в 100-150. Ориентир!
Перед глазами вспыхнули оранжевые молнии взрыва... Воздушная волна бросила меня на
камни...
ОФ МГОБК, оп. 455, д. 19, лл. 37.