Вот как описывает бои на этом участке валов рядовой 455 сп ВФ Пальчик:
"...Увидев, куда бежали солдаты, побежал и я. Это был комсоставовский дом, у подъезда
собралось несколько солдат,майор,одетый по форме и с пистолетом в руках и испуганная женщина (видимо – жена майора), на руках у женщины – ребёнок примерно 2-х лет, мальчик. Лично у меня оружия не было никакого, форма – дневального. С минуты на минуту люди начали приобретать воинственный вид. Каждый воин отчётливо себе представлял, что после артподготовки немцы ворвутся в крепость,а поэтому под ураганным огнём нам пришлось вооружаться в рядом стоящем складе и занимать боевые позиции с тем, чтобы встретить противника как подобает. К этому складу подбежало ещё
несколько человек, среди них был старший лейтенант пограничных войск. Когда под прикрытием самолётов ворвалась пехота, то в это время для нас уже не было неожиданностей и встретили их так, как подобает – не ушёл без наказания ни один фашист. Они были расстреляны в упор, где бы они не появлялись. Они хотели завладеть хоть небольшим плацдармом и этим самым быть победителями, но мы старались быть непобеждёнными, и часам к 14 дня бой немного утих.Немцы больше не лезли в крепость. Их атаки были разбиты и мы, овеянные успехами первого дня боя, получив первое
боевое крещение, получили глубокое убеждение в своей силе. Воины крепости выходили на последний вал крепости, чтобы на подступах к ней громить фашистов. Отряду нашему пришлось занимать оборонительный вал в левой стороне крепости,если смотреть на неё с города. Постараюсь описать это по предметам примерно так. С этого вала был виден хорошо город.Между городом и крепостью шла дорога (видимо – просёлочная),а по дороге двигались немецкие велосипедисты.Мишень была редкая, да и не окопались ещё в то время, но после всех подготовительных работ мы получили приказ майора,который с нами был, обстрелять колонну немцев и не дать возможность продвигаться вглубь нашей Родины. Бой был жестоким до самой темноты и притом – неожиданный для врага. С наступлением темноты была лишь перестрелка. Немцы освещали ракетами поле боя всю ночь. С наступлением рассвета было очень тихо, как будто бы война не существовала, но
чуть только начало рассветать, случилось то, о чём я писал раньше,за что не пришлось извиниться перед товарищами".Вал, на котором мы расстались, как будто бы уходил от крепости вправо.Перед нами – канал, потом – поляна,на ней были большие, но редкие деревья, там – дорога, за дорогой, метров 150 – 200 – деревянный сарай и ещё некоторые строения.С тыла была низина и ровная поляна с большой травой, где так же были большие, но редкие деревья. Главное внимание было сосредоточено на дорогу. Мой окоп был самый левофланговый, почти у самой крепости. И вдруг я увидел со стороны крепости, в раннем рассвете движущиеся фигуры, притом – в касках. Мне были видны только их головы, а сообщить об увиденном у меня не было возможности. Я напряг зрение так, что глаза заплыли слезами, и мне не оставалось ничего,как только стрелять. Мой выстрел был первым в сторону движущихся фигур. В ответ мы услышали: «Стой, не стреляй! Мы свои!». Это были трое воинов, которые к нам присоединились на следующий день рано утром со знаменем. Среди трёх был комиссар, один из них – кажется, старшина, и солдат. И так не сказал извинения (было некогда), и так первый данный винтовочный выстрел, неприцельный на другой день, мой, который и оповестил о втором дне битвы не за смерть, а за жизнь – большую, счастливую жизнь. Немцы знали, что мы там, и к утру они подготовились, но, видимо, не на такой ранний час. Обрушились снова на наш отряд с полной силой.Они достигли водной преграды.Это – буквально метров 50 – 60,на нашей ровной поляне, так что их без никакого труда мы расстреляли в первые же минуты боя. Оставив много убитых,оставшейся силе немцев всё же удалось укрыться в ранней мгле. Ну, удалось, и это – удача фашистов. Они начали снова артподготовку, подготавливая новую атаку, и пошли в атаку с правого фланга. Флангового удара наш отряд не выдержал и
начал наступление отступление, но это было не бегство, а постепенный отход. Мне – как я уже писал,левофланговому – и ещё четырём рядом стоящим направо было приказано прикрыть отступление.При отступлении наш отряд понёс большие потери.Отступление с боем – это самое, я считаю, плохое положение воина, но, так как оступление всегда бывает внезапным,то ни я, ни, может, и другие, не знали, где именно будет второй рубеж обороны. Но пока весь отряд не отойдёт в крепость,мы должны сдерживать натиск фашистов. Фашисты поняли то, что мы отступаем, и начали рваться вперёд. Нам пришлось
крепко поработать, чтобы заставить фашистов остановиться и,тем самым,обеспечить отход товарищей.Из нас двое погибли,а мне и двум моим товарищам пришлось бежать между каналом и валом и,тем самым,ещё продолжить защищать родную землю.За каналом немцы были гораздо дальше и такой опасности для нас троих не представляли. Каждый из нас троих был здесь ранен.Вскочили в крепость. Немцы в крепости нас не преследовали. Я и двое товарищей не видели отступающих, и мы взяли курс правее и вышли в район, где из крепости был пешеходный мостик в город через канал. Это – недалеко от того места, где мы держали оборону. На той стороне моста была будка часового, и в будке сидел немец. Посмотрев тщательно впереди себя, мы больше никого не увидели, кроме немца в будке. Мы решили его уничтожить, и я одним выстрелом уложил и этого. Мой счёт увеличился ещё на одного фашиста. Но на том поле за будкой было много миномётных точек, в глубоких окопах сидели немцы. Они открыли миномётный огонь по тому месту, где мы втроём расположились. Здесь я получил ещё одно ранение в голову, одного из троих солдат мы оставили вечным часовым на этом валу.В это время солдаты,оставшиеся в живых, говорили друг другу: «Мы не погибнем, а останемся в крепости вечными часовыми!». Видимо, эти слова из окружённой крепости дошли до нашего народа, и народ наш подвиг не забыл, назвав их также, как они называли сами себя – «Вечный часовой», а это значит «бессмертный», а крепость – «Цитадель Славы, Мужества и Геройства». Да, воля и
стремление были безграничными к победе, к свободе, к жизни. Несмотря на то, что мы не знали друг друга,даже не знали по имени, но стояли плотно – плечом к плечу, полные доверия друг к другу, что увеличивало силу уверенности в помощи со стороны товарищей. В это время вспомнилась песня, рождённая на Дальнем Востоке у озера Хасан: «Пусть вас тысячи там, нас - одиннадцать здесь…». Эта песня была подхвачена на самом западе, воодушевляла нас на ратные подвиги, и то, что было там, предстояло повторить здесь. Но нас уже было не одиннадцать, а только двое.Это были для меня огорчительные минуты. Решили мы укрыться у вала. Там то мы и встретили товарищей,они нас напоили водой и перевязали раны. В это время происходила перепись. При этом первый переписной список, как мне кажется, был спрятан там же под кирпич, в том тоннеле. Я попадаю снова в тот склад, где были первые минуты боя.Там и расположился наш основной отряд,который отходил из-за крепости. Я снова увидел того майора, с которым встретился в первые минуты войны, и был с ним за крепостью. Старшего лейтенанта пограничных войск я уже не видал. Ни мне, ни моим товарищам первые 4 суток не то, чтобы покушать, а даже подымить некогда было. Раненые товарищи не покидали огневого рубежа, стояли рядом, у
боевых амбразур. Воду носили с реки, и вода дорого обходилась для нас – ценою жизни. Со склада наш путь был в вал,который был по эту сторону Мухавца, в котором, по рассказам одного из товарищей, были боеприпасы и продовольствие. Командование решило перебазироваться туда, мамы и несколько женщин и детей, но когда мы туда добрались, там уже были наши товарищи. Но там был не склад, а конюшня, но лошадей уже не было – говорили солдаты, что их вчера выгнали.Нас встретили радушно, как боевых братьев, сытно накромили, сухарей и консервов дали. О лучшем обеде и думать не надобно ...".
