Автор Тема: Брест и Брестская крепость в архивных документах  (Прочитано 167070 раз)

Оффлайн Исследователь

  • Постоянный участник проекта
  • Сообщений: 4382
  • Незадолго до ДМБ-86-осень
    • E-mail
Письмо от 14.11.1965 от бывшего командира взвода 75-го отдельного разведывательного батальона 6-й стрелковой дивизии Алексея Никифоровича Козлова, отправленное по почтовому штемпелю 17.11.1965 с адреса «Краснодарский край, станица Красноармейская, ул[ица] Пионерская, [дом] № 10 «а» на адрес «Г[ород] Москва, ул[ица] Воровского, [дом] 52, Cоюз писателей СССР, Смирнову Сергею Сергеевичу» (получено по почтовому штемпелю 21.11.1965; на конверте – помета «Брест»):

«14 ноября 1965 г[ода]
Станица Красноармейская Краснодапрского края
Многоуважаемый Сергей Сергеевич!
Напоминает о себе Ваш давно известный Вам, с 1958 года Козлов Алексей Еикифорович. Может быть, Вы в недоумении: откуда, мол, такой явился мне знакомый? Да, это было в 1958 году, когда Вы выступили по радио о розысках участников обороны Брестской крепости. Я незамедлительно отозвался на Ваш зов и написал Вам обстоятельное письмо о том, что я в Брестской крепости сражался 17 суток. А вообще в Брестской крепости я служил с сентября 1939 года, после освобождения Западной Украины и Западной Белоруссии (бывшая панская Польша). Правда, Вы незамедлительно мне дали ответ, за что я Вам весьма благодарен, и большое Вам за это скоротенькое письмо спасибо! Вы мне сообщили, что «Письмо Ваше получил. Пишите Ваши подробные впечатления о боях в крепости, и тогда я Вам помогу». И на этом - точка, точка до сего дня. Я Ваше кратенькое письмишко берегу (оно отпечатано на машинке), берегу, как зеницу ока. Может быть, Вы удивляетесь: «Для чего?». Оно мне дорого тем, что я, как участник обороны Брестской крепости, отозвался первым. Хотя я и остался последним. Но это по всей вероятности зависит от судьбы человека, которая одному приносит счастье, а другому – горе.
А сколько бы Вы полезных боевых правдивых эпизодов узнали бы от меня! Но почему-то я оказался у Вас вне поля зрения. Сколько Вы трудов положили по розыскам участников обороны! Сколько Вы вновь неизвестных Вам розыскали товарищей! Сколько потратили годов, чтобы, в конце концов, сконцентрировать весь собранный материал в большую, хорошую, исторически полезную книгу! Искали, ездили, летали, ходили пешком! День и ночь! А вот найденного как я, Вы почему-то выбросили за борт.
Я недавно, а вернее – в июне м[еся]це, доствал Вашу книгу, в июне 1965 года. С жадностью набросился я на содержание описанного о Брестских боях, в частности – в Брестской крепости. Да и как же этого было не сделать? Ведь это – мой фронт! Это – крепость мужества и геройства, стойкости и преданности Родине! Что сделал я в числе известных и неизвестных моих боевых товарищей по крепости? Читая Вашу книгу я, конечно, был кое-чем удивлён. Слишком мал круг людей, сообщивших Вам подчас непроверенные, путанные сведения о боях. И не только путанные, но и совершенно надуманные, ложные. Конечно тому, кто не был в крепости, ему всё равно. Но мне, как участнику сражений в крепости, читать эти строки неудобно. Но в целом она[, Ваша книга] красива мужеством и стойкостью русских богатырей-воинов. К Вашей книге я бы прибавил много боевых эпизодов, дерзких, смелых, подчас сказочных действий наших воинов. Ведь буквально на 8-й день сражения в крепости мы перешли, если так можно выразиться, на борьбу с фашистами партизанскими методами. Конечно, я их опубликую, если это мне представится возможным. Со своей стороны я часть рукописей Вам вышлю, если не побрезгуете моими боевыми заместками из Брестской крепости. Мне никогда не посчастливилось побывать в послевоенной крепости по некоторым обстоятельствам. Но все мои мысли – в крепости, и я обязательно навещу мою святыню!
Многоуважаемый Сергей Сергеевич! В своём письме к Вам, как подсказывает мне сердце, есть ни что иное, как жалоба к Вам. И я не хочу от Вас скрывать этого сегодня. Правда, в заключении Вашей книги «Брестская крепость» сказано, что, мол, моя миссия по Брестской крепости окончена, я слезаю с колокольни. Это, может быть, сказывается Ваша усталость по отношению к нам. Но, поверьте, есть ещё много интеренсно и полезного, неизвестного таится среди ещё неизвестных, они ещё есть. Да, есть!  В своём писании я Вам поведаю немного о нашем Герое. Кстати сказать, единственном Герое крепости – о Гаврилове. О его, я сказал бы, непартийном поведении. Его народ чтит, любит, уважает, и только благодаря Вам его вознесли до небес, возвратили ему всё, потерянное в Великой Отечественной войне. Пусть будет эта действительность в геройстве.  Но не в такой мере, в какой его вознесли! Я много знаю противоречивых деяний Гаврилова, которые не подобают нашему воину, а в особенности – командиру Советской Армии в дни Великой Отечественной войны – как в лагерях, будучи пленным, так и в дни боёв в крепости Брест-Литовск. Гаврилов зазнался, что, мол, мне до Вас: я своего добился, добивайтесь сами, нянек для вас нет!
Случилось мне встретиться в Красноармейской с Гавриловысм. Он был приглашён общественностью ст[аницы] Красноармейской в 1964 году рассказать о боевых действиях советских воинов в Брестской крепости.
Какая охватила меня гордость за своих товарищей, защищавших свою Родину в крепости! Сердце колотилось от радости за наших воинов, показавших беспримерный подвиг при защите Отеченства! Да, действительно – это было так и это не померкнет никогда! И как сжалось сердце моё при воспоминании, что я же тоже свою частичку вложил в летопись героического сражения. Но я не значусь участником обороны. Слёзы навёртываются на глаза, когда пролитая моя кровь в крепости осталась незамеченной. Я, конечно, понимаю, что долг каждого воина – сражаться с врагом до последнего дыхания. Но должное, завоёванное, заслуженное – оно должно быть отдано тому, кто это делал. Мне в этом не повезло. Как я обрадовался, когда Вы мне дали ответ, что я теперь кое-что скажу о битве в крепости. Как раз этого-то и не случилось. Но, как бы то ни было, я всё равно, хотя меня официально и нет в списках защитников крепости, практически я – участник 17-дневных боёв в крепости, бился с врагом до последнего дыхания, верен своему народу, своему правительству и, как член партии, родной Коммунистической партии, и Воинской Присяге. Я обильно полил своей кровью землю крепости, защищая Родину от нашествия корчиневой чумы. Хотя я – инвалид, но я горд, что инвалидность получил при защите своего родного, любимого Отечества!
Так вот, я встретился с Гавриловым на встрече с этим героем Брестской крепости в 1964 году в Клубе им[ени] Ленина станицы Красноармейской. После официальной части ему преподносили подарки, поцелуи, объятья – всё это радует душу, что народ воздаёт такие почести героям. Кончилась ценермония подношения подарков, подоходит к концу встреча, и я поспешил на сцену, где находился Гаврилов, с целью поговорить с ним о своём, наболевшем вопросе, связанном с Брестской крепостью. Но когда я подошёл к нему, я разочаровался. Правда, я был в промасленной фуфайке – шёл с работы (работаю мотористом). Он даже не стал со мной разговаривать! Может быть, он спешил. Но я всё же настоятельно подошёл к нему. Говрою:
- Я так же, как и Вы, участвовал в обороне Брестской крепости.
- Ну что же – пишите Смирнову. Я за вас хлопотать не буду!
- Нет, - говорю, - тов[арищ] Гаврилов! Я хочу только Вашего совета, как мне поступить в сложившейся олбстановке. Ведь я по сути дела потерял всё: партбилет, воинское звание, занимаемую должность в армии. Я – инвалид, имею 7 детей. Помогите мне восстановить всё это – ведь Вам всё известно, как это сделать!
- Всё это меня не интересует, где вы были, кем Вы были – мне это безралично. Я спешу. До свидания!
Я был расстроен холодным приёмом, тем более – от брата по борьбе. И мне могда на сердце лёг тяжёлый каимень. Каждый – о себе! Его благополучие устроили настоящие советские люди вроде Сергея Сергеевича. Не будь Смирнова, был бы ты, как и я, переживающим материальные недостатки в связи с большой семьёй и инвалидностью.
В первые часы войны, когда фашистская Германия засыпала крепость арт[иллерийскими] снарядами, минами и авиабомбами, когда земля тряслась, как в лихорадке, от разрывов впивавшихся в неё смертносных грузов, когда гарнизон Брестской крепости спал сладким крепким сном, казалось, что всё кончено, всё пропало, крепость перестала существовать. Смятение, беготня, крики, плач и стоны жён и детей, внезапность нападения создали временную, но короткую панику. Крепость окуталась пеленой дыма, гари, тучами пыли от взрывавшегося бесконечно смертоносного груза. Эта кутерьма продолжалась более двух часов. Снарядно-минный дождь был настолько плотен, что невозможно было пробежать и пяти метров. Старшего ком[андного] состава на месте не оказалось – они[, командиры] в большинстве были на своих квартирах в городе. Пришлось принимать командование, невзирая на то, свои или присоединившиеся, другие части – лишь бы шло дело к отражению противника. Бывало, что в твоей группе оказывались старшие командиры, но коль попал на мой рубеж – подчиняйся! А по правде сказать, команд было очень мало, все были в одном порыве – бить врага! Первые часы войны меня захватили на квартире ком[андного] сосостава ОРБ-75 [здесь и далее - 75-го отдельного разведывательного батальона]. Здесь было два двухэтажных корпуса, расположенных рядом с крепостным стадином, а к востоку – к внешним воротам крепости. В нашем корпусе находилось около 20 женщин и 15 детей. Все были осаждены в нём и пока ютились в подвалах корпуса, так как казематов под домом не было. Паника окончена. Снаряды и мины разрываются всё реже и реже - арт[иллерийская] и миномётная подготовка закончилась. Наставал ещё более решающий час. Мы предполагали, что немцы предпримут немедленную атаку, считая, что гарнизон крепости подавлен и морально, и физически. Но они просчитались. Как только утих огонь вражеской артиллерии, мы, остатки разрозненных частей и подразделений, двинулись перебежками к внешнему валу крепости на Западном острове. В моей группе – всего 17 человек с разных подразделений – тут были и с 333-го полка, и из санбата, ОРБ-75, 98 ПТО [так в оригинале]. Главное, что у нас мало было оружия – всего 8 винтовок, а у остальных - пистолеты. Как и следовало ожидать, немцы страшной лавиной устремились на крепость. Страшное, по правде сказать, зрелище. Впервые за свою жизнь вижу эту противную зелёную саранчу, которая, вооружившись до зубов, ринулась на старую русскую крепость. Воздух наполнился теперь трескотнёй пулемётов, автоматов противника. Лишь изредка била ещё артиллерия, давая возможность немцам вести наземные бои в крепости по очищению её от русских войск. Но как! Крепость ощетинилась, битва приняла характер свалки. Нам бить врага нечем – нет оружия, патронов. Дело дошло до рукопашной, где возможно – ножами, били наотмашь русской трёхлинейкой, дабы сбить фрица и овладеть его автоматом. Несли неисчеслимые жертвы обе стороны. Бойцы после внезапности оправились, подходили к нам. На этом самом валу я встретился с Гавриловым, который начал было командовать, но его команд пока не придерживались. Я сказал ему: «Тов[арищ] командир! Разрешите мне со своими бойцами продолжать бой, ибо ярость бойцов к врагу была неописуема. Я справлюсь с этой группой сам». Гаврилов был кем-то отозван и больше он у нас не появляся.
Враг свирепел, бросал всё новые и новые силы, уже канал, обводняющий крепость с внешней стороны, был полон трупов зелёной саранчи, но они всё лезли и лезли. У нас появились трофейные автоматы, которые охотно служили нам, чтобы бить своих прежних хозяев. Наткнувшись на упорное сопротивление советских воинов, немецкое командование оттянуло свои войска к вечеру, но зато после этого по нам дали бешеный огонь артиллерия и – в особенности – авиация. Я возвратился в свой корпус уже не пустой, а с автоматом с «козьей ножкой» [так в оригинале] и 2 гранатами с деревянными ручками. Дети плакали, просили кушать, пить, жёны, что постарше и с детьми, с влажными глазами с надеждой смотрели на меня. Из моего подразделения никого из бойцов не осталось. Мы остались вдвоём – батальонный комиссар Венедиктов и я. Я раздобыл кое-чего съестного в квартирах ком[андного] состава, накормил детенй, жён – хотя и не досыта, но они перекусили. Всю ночь зависали ракеты, отблески огненных языков в горящей крепости мелькали по стенам квартир, тысячи трассирующих пуль летали в разные стороны, раздавались глухие взрывы снарядов и ручных гранат. На 4-й день жён и детей под белым флагом сдали немцам. Началась ожесточённая борьба мелких разрозненных групп с коричневой чумой фашизма. Борьба приняла характер партизанщины. Мы в подземелье не уходили. Нас было в целом 9 человек, на десятый день нас осталось всего 3 (трое). За эти дни мы сменили более 50 позиций, причём все – на поверхности, избегая казематов, так как там ничего не видно, где противник, и ожидать, пока появится фриц в подземелье, мы не хотели. Причём мы всё время вертелись там, где уже немец закрепился окончательно. Несколько дней (а точнее – 5 суток) мы питались с кухни немцев. Правда, один раз потеряли при этом 2-х человек – они, когда ударила им дурь в голову, пошли на кухню днём, в обед. С тех пор мы стали там появляться только в сумерках, на ужин. Мы имели у себя по комплекту немецкого обмундирования – оно нам кое-где послужило. Делали три раза пробу на прорыв – без результата: немцы законопатили все щели из крепости, взяли нас на 100% уничтожение. Были дни горькие, панического характера, когда немецкие репродукторы орали, что Москва взята, армия разбита. С Большой земли за всё время – ни звука. Самолётов летало с красной звездой мало – всего-навсего один раз. Но плен нас, воинов, осквернял - погибнуть, но не сдаться! На 16 – 17 сутки при прорыве мы попали в заград[ительную] полосу фашистов. Я был тяжело ранен, в бессознательном состоянии меня подобрали немцы, перевязали, привели в комендатуру, спросили: «Сколько же вас ещё в крепости, чем вы сражаетесь, где берёте боеприпасы, чем питаетесь?». Отвезли меня на машине в Брест, в больницу № 3, где был хирург Ильин – он мне делал операцию. Потом я попал в Южный городок. В ноябре 1944 года [так в оригинале; по смыслу – 1943-го] мы с хирургом Борисом Алексеевичем Масловым бежали. Я попал в партизанский отряд, был опять ранен и в марте 1944 года отправлен на Большую землю. В Южном городке я встретил своего врача – Зачина Василия (военврач 3-го ранга, начальник санитарной службы ОРБ-75 6-й стр[елковой] Краснознамённой дивизии).
Многоуважаемый Сергей Сергеевич! Подробности 17-дневных боёв в крепости мною описаны, но нужно их обрабатывать, а всё же я не мастак в этом вопросе – мне нужна квалифицированная помощь в доведении рукописи до дела.
Прошло 20 лет, как разгромлена фашистская Германия. Участники войны отмечены орденами, медалями, благодарностями, но у меня нет ни того, ни другого. Но это не беда – беда в том, что я потерял в этой крепости партбилет. Должность моя сейчас – инвалид, но должного от государства я не получаю. Перерыл все архивы, но все ответы: «Данные не сохранились». Что делать – не знаю! Моя с Вами переписка тогда прервалась по неизвестным мне причинам, но я уверен, что я был рядом с Матевосяном, с Гавриловым. Но что же здесь такого: видимо – судьба, но всё же я надеюсь на Вас, что я найду своё достойное место среди участников обороны Брестской крепости.
С уважением к Вам – А.Козлов.
Адрес: Краснодарский край, станица Красноармейская, ул[ица] Пионерская, [дом] № 10а, Козов Алексей Никифорович».

Источник: РГАЛИ, ф. 2528, оп. 5, д. 10, л. 44  – 49. Рукописный оригинал.

С уважением - К.Б.Стрельбицкий

Оффлайн Исследователь

  • Постоянный участник проекта
  • Сообщений: 4382
  • Незадолго до ДМБ-86-осень
    • E-mail
Письмо от 24.10.1957 от бывшего надзирателя Брестской тюрьмы Павла Ивановича Комарова, отправленное по почтовому штемпелю 25.10.1957 с адреса «г[ород] Череповец Вологодской обл[асти], ул[ица] Полевая, дом 2» на адрес «Москва, Радио, Отдел литературного радиовещания, писателю Смирнову Сергею Сергеевичу» (получено по почтовому штемпелю 28.10.1957; на конверте – пометы «С.Смирнову» и «Комаров П.И. 28/Х-[19]57. Бывший пограничник 13-й заставы, а затем – надзиратель Брестской тюрьмы. Пишет о первых днях нападения фашистов на Бр[естскую] Кр[епость]»):

«Слушая литературную передачу 20/Х-[19]57 г[ода] о героях-лётчиках, а так же о героическом сражении группы бойцов по обороне Брестского возала в первые дни войны 1941 – 1945 годов, я больше и больше начинаю переживать о том, минувшем времени и о тех, хорошо знакомых местах, где мне с тысячами пострадапвших людей пришлось испытывать и первые немецкие снаряды, и немецкий издевательский плен, о котором и сейчас при воспоминаниях становится погано.
До марта месяца 1940 года я служил в Брестском погранотряде, на заставе № 13 как пограничник, а после демобилизации по предложению органов МГБ [так в оригинале] мы с группой товарищей остались работать в Брестской тюрьме в качестве надзорсостава.
Война меня застала во время дежурства в отделении Брестской тюрьмы, которое находилось не более, чем в двухстах метрах от крепости, то есть отделялось только одним перекопом.
В тюрьме в этот момент находилось более тысячи заключённых, в числе которых много было немецких шпионов.
Помню, как сейчас: в первые минуты пятого часа, в воскресенье 22-го июня были произведены 2 одиночных артиллерийских выстрела, а затем … хлынул ураганный вал сотен снарядов с оглушительными взрывами, и вокруг всё задрожало и завыло.
Я, как помощник дежурного по тюрьме, выскочил из дежурной комнаты и бросился в корпус тюрьмы для того, чтобы принять соотвествующее решение, но двери у многих камер были уже выломаны, заключённые набросились на надзорсостав, и завязалась внутренняя борьбами между ними и заключёнными. Но поскольку их было больше в сто раз, чем нас, то многие наши товарищи уже оказались мёртвыми. Да, наверное, не уцелеть бы ни одному из нас, если бы не влетело в тюрьму один за другим несколько снарядов, от разрыва которых заключённые бросились за пределы ограды тюрьмы.
Я, избитый до бессознания и брошенный в одну из камер, пришёл в сознание только в 10 часов утра, когда уже  стало значительно тише, но, однако, во дворе слышались крики немцев, которые на машину грузили мешки и бочки с продовольствием.
Дождавшись ночи на 23-е июня, хотя и чувствуя невыносимую боль головы и всего тела, я вышел в корпус тюрьмы и зашёл в подвальное помещение, где встретил тяжело избитого дежурного по тюрьме Мартынова и назирателя Заикина Сергея. Проведя краткий совет втроём, мы сделали вывод, что нужно во чтобы-то не стало пробраться в крепость к своим частям.
В ночь с 23-го на 24-е июня при наличии уцелевшего при нас пистолета мы сумели зашедших в тюрьму разоружить и уничтожить двух фашистов, отобрав у них карабин и автомат, а в ночь с 24-го на 25-е двинулись в путь, который составлял с обходом более 1-го километра.
Путь оказался, как мы предполагали, нелёгким – повсюду бродили и обстреливали каждое тёмное место немцы, беспрерывно светили ракеты и там, где не было немцев, рвались мины и снаряды, а самым основным и трудным препятствием был перекоп (вода).
И там, несмотря на наши старания, нас в пути застал рассвет, и тут начался артиллерийский обстрел крепости, участился пулемётный огонь. Сначало меня ранило в ногу пулей, а через некоторое время от разрыва снаряда я был контужен и пришёл в себя, т[о] е[сть] в сознание, в одном из помещений, которое находилось за валом.
Там нас уже было очень много, и, казалось бы, все свои, но это уже был плен.
Здесь, в этом же помещении я встретил нач[альника] заставы ст[аршего] лейтенанта Богданова и политрука Смирнова – это с той заставы, на которой я прослужил более 3-х лет - конечно, включая и ту службу, которая проходила ещё в Тимковском погран[ичном] отряде.
Меня интересует один вопрос, что, якобы, работники Брестской тюрьмы (как то - нач[альник тюрьмы] Шафаростов, зам[естители] нач[альника] Морозов, Никулин, политруки Смирнов, Коновалов и ряд других товарищей) были схвачены фашистами и расстреляны.
Я не хочу, Сергей Сергеевич, описывать те муки в немецком плену, так как те тяжёлые мучения, избиения и голод становятся горькими и тяжёлыми до слёз в настоящее время.
Как жалко, что не хватило нашей силы в этот период отразить натиск врага, жалко и то, что тысячи людей потеряли свои жизни.
Но жалко и то, что вероломное нападение фашистской армии разорвало счастливую жизнь многих людней, в том числе – и мою.
Верно, я сейчас живу неплохо, но в связи с войной и проклятым пленом я не мог получить того образования, о котором мечтал, и потерял партийность.
К вам обращается, т[оварищ] Смирнов, Комаров Павел Иванович 1914 г[ода] рождения, по специальности – бухгалтер, проживающий в Вологодской обл[асти], гор[од] Череповец, ул[ица] Полевая, дом 2. Прошу убедительно дать ответ [подпись] 24/Х.[19]57 года».


Источник: РГАЛИ, ф. 2528, оп. 5, д. 10, л. 60  – 62. Рукописный оригинал.

С уважением - К.Б.Стрельбицкий

Оффлайн Исследователь

  • Постоянный участник проекта
  • Сообщений: 4382
  • Незадолго до ДМБ-86-осень
    • E-mail
Архивное дело под названием «Стенограмма беседы корреспондента газеты «Крымский комсомолец» с участниками обороны Брестской крепости [красноармейцем, писарем отдела продовольственно-фуражного снабжения штаба 333-го стрелкового полка] И[льёй] А[лексеевичем]Алексеевым и [старшим сержантом, оружейным мастером 44-го полка] Я[ковом] И[вановичем] Котолупенко. Неполный текст. Машинопись. 14 декабря 1956 г[ода]»:

«Продолжение
Стенографическая запись беседы с участниками обороны Брестской крепости
в Великую Отечественную войну тов. … [так в оригинале]
гор[од] Симферополь   14 декабря 1956 года.

[Так в оригинале] …когда мы заметили появление немцев, я крикнул ребятам: «Пошли за мной!». Мы выскочили из расположения полковой школы. Я даже не обратил внимания, кто откуда выбегал (Обращается к тов[арищу] Алексееву – тоже участнику обороны: «Ты, неверно помнишь – вот здесь помещалась полковая школа, здесь – река Мухавец, и сразу за рекой Мухавец проходила дорога. Там был какой-то ров, и вот за этим рвом и залегли немцы» (Показывает на сделанной им карандашом схеме).
Те товарищи, кто не попал под обстрел, вынуждены были пойти назад, возвратившись в расположение полковой школы [так в оригинале].
Мне в то время, как оружейному мастеру, достался новый пулемёт типа «ДС», он – скорострельный, делает до 1.200 выстрелов в минуту. Я занял одно окно по направлению Бреста, и мне был виден мост. Мне также было видно, что за рекой Мухавец бегали немцы – делали перебежку.
Сижу я у пулемёта, как только кто из немцев появится, так и даю очередь. Примерно после обеда 22 июня 1941 года появился один вражеский танк (Обращается к тов[арищу] Алексееву: «Ты помнишь это здание тюрьмы?» Тов[арищ] Алексеев: «Да, помню!»). Так вот, он подошёл со стороны этого здания, подошёл к мосту повернуться.  Надо учесть одно обстоятельство, что в наших танках башни поворачивающиеся, а в ихних[, немецких] танках – башни неповорачивающиеся. Так вот, этот танк поворачивается на мост, стал, стал [так в оригинале], постоял, потом пошёл на середину моста. Одно замечание: правый барьер моста был сбит ещё в 1939 году, так его и не починили, только протянули проволоку. Когда танк подошёл на середину моста, то остановился. Наблюдение велось за мостом также из здания, где был в своё время заключён Брест-Литовский мир – здание это было разрушено, но наблюдать за мостом можно было. Там, как мы потом поняли, была противотанковая пушка установлена. Она дал как очередь [так в оригинале] по этому танку, но не повредила, затем последовал второй удар противотанкового оружия [так в оригинале], танк уже находился на самой середине моста. Так и непонятно – то ли мост обрушился, то ли танк подбили, но факт тот, что танк провалился в реку Мухавец. Вскоре пришёл и второй танк, немного прошёл, разворачивается, берёт цель и прямой наводкой бьёт в окна полковой школы, пуляет несколько снарядов – не помню уже, 2 – 3. Затем доходит до этого окна, где я сижу. Я выглянул было, отставляю пулемёт в сторону и становлюсь в такое положение безопасное – отошёл в угол. Как [танк] ударил в окно (а окна у нас были с укосами), как ударил в стену, так снаряд и прошёл рикошетом, попал в комнату и не разорвался, поднялась пыль, ничего не было видно. Затем [мы] взяли этот снаряд и выбросили [его] в направлении реки, возможно, [что] он был замедленного действия. Но больше в наше окно не стреляли.
Так вот – наступление вражеских танков я наблюдал, находясь в расположении полковой школы.
Танк, который пустил снаряд в окна полковой школы, повернулся и скрылся. Я сажусь опять у окна с пулемётом и наблюдаю за перебежкой немцев за рекой Мухавец. Насчёт пулемёта, с которого я стрелял – я сам получил [его] со склада.
И вдруг ни с того, ни сего – «Бу-бу-у!» на окна, счастье, что я нажал на гашетку [так в оригинале; по смыслу пропущен предлог «не» перед словом «нажал»], в окна врываются в нательном белье несколько человек наших. Оказывается, их в нательном белье захватили немцы в здании, что в углу крепости.
Эти товарищи рассказали нам, что во время их бегства налетели как раз наши «ястребки», и завязался бой между нашими и немецкими истребителями, над крепостью завязался воздушный бой, и тогда танки перестали обстреливать и ушли, а немцы бросили пленных, и они ворвались к нам в окно. Они нам рассказывали, как их забрали немцы, почему завязался воздушный бой. Я видел, как сбитый самолёт – наш или вражеский, не знаю, чей – пошёл в направлении Тересполя (это городишко небольшой на польской территории).
Дело уже к вечеру, готовим патроны, заложили окна, двери кирпичами, чтобы прикрыться от пуль, оставили только небольшие амбразуры. Сидим тихо, и вот так после 12 [часов] – не знаю, слышал ли тов[арищ] Алексеев? (обращается к тов[арищу] Алексееву) – как ворвались немцы.
(Тов[арищ] Алексеев: «Да, слышал, совершенно верно!») Было темно во всей крепости, старались даже не курить, чтобы не было видно огонька. Но слышалась сплошная перестрелка – тот оттуда, тот оттуда, все старались не подпустить к себе врага. Пустить несколько выстрелов, а через некоторый промежуток – опять, и так до утра. Уже стало сереть. Трудно даже сказать, сколько в крепости было убитых трупов.
(Тов[арищ] Алексеев: «Да, трупов после ночи было много, страшно было смотреть. То наполовину обгоревшие, то с обгоревшими ногами, в общем, воронка на воронке, по всей крепости валялись немецкие трупы. От меня метрах в 20 подобрали забитого [так в оригинале] немца, здоровенного дядьку, у него под рукой была папка с какими-то документами»)
Смотрим – по другим воронкам появляются каски немецкие [так в оригинале]. Ну, что же: позабирали у них ранцы, а там был шоколад, сухари, табак. А нам-то кушать нечего, проголодались.
Это уже было на территории крепости. Откуда ворвались немцы? Мы предполагаем, что со стороны автороты. Какими путями – не могу сказать. Сколько забрали немцев в плен – не помню, но только знаю, что их отправили в расположение 333[-го стрелкового] полка, там было такое здание, 2-х или 3-х этажное здание – туда их и поместили.
Вскоре появляется один младший лейтенант, мне кажется, что нашего полка, фамилию его не помню, такой блондинчик, курносенький, вот забыл фамилию, и вот он организовывает оборону от полковой школы. У нас, значит, было два склада – продовольственный и вещевой склад, склад НЗ [неприкосновенного запаса для] нач[альствующего] состава – там обмундирование было. Так вот организовывает [этот младший лейтенант] оборону. Меня назначили старшим, дают группу бойцов. Держать оборону мы должны были в направлении моста через Буг на Тересполь. В это время немцы открыли артиллерийский огонь – бьют с тяжёлой артиллерии то по зданиям, то по двору крепости, но бомбы [так в оригинале] падают в реку Мухавец.
В тот момент, когда я сидел с пулемётом у окна, в направлении железнодорожного моста ударил снаряд, с чего стреляли – не знаю – то ли с миномёта, то ли с тяжёлой артиллерии. Около окна был тогда младший лейтенант, фамилии не помню. То ли воздухом, то ли отвалился потолок, но нас отбросило, отовсюду летят кирпичи. Когда схватились [так в оригинале; по смыслу следует читать «очнулись»], то не получили особых повреждений, я отделался небольшой царапиной на руке (вот здесь след – показывает). Отряхнулись от пыли, но стрелять нечем было – пулемёт отказал, был капризный, чуть попадает малейшая песчинка – так и отказывает, а разбирать и ремонтировать невозможно было. Я взял себе снайперскую винтовку.
Вышли мы из этого здания. И вообще в этом районе мы держали оборону, не помню точно, но, кажется, дня 4. Кушать, пить нечего было.
В нашем распоряжении было больше ста человек, но точно не могу сказать, так как здание большое, много комнат, много ходов, так что трудно установить.
(Тов[арищ] Алексеев: «Пробить  прочную оборону трудно было: учтите, что стены крепости были двухметровой толщины».)
Мы держались в этом районе и дальше. А уже когда невозможно было оставаться, начался валиться потолок, верхний этаж был разбит, остался только нижний этаж, мы чувствовали, что оставаться бесполезно. Мы были сильно измотаны – не спали, не кушали и всё время были в напряжённом состоянии.
Нас ещё выручало одно обстоятельство. В нашем полку была кухня. Были приготовлены котлы, налиты водой для приготовления завтрака, были различные концентраты на кухне, сухари, добыли немного сахару, так вот, посмокаешь [так в оригинале] этот сахарок, запьёшь водой с котлов, а вода уже была несвежая.
Я оттуда ушёл 9 – 10 июля, когда прорвалась оборона. Мы ушли с подземного хода.
Получилось так, что мы не имели руководства, командования. Перед самым началом войны к нам прибыло пополнение командного состава с Ленинградского пехотного училища – так примерно за неделю до начала войны. Эти молодые товарищи ещё не знали жизни. Тоже напугались, посрывали с себя всякие знаки отличия офицерские. А вот кадровые командиры батальонов, рот – те жили на частных квартирах в городе.
23 июня немцы поставили репродукторы и говорили по радио, что, мол, товарищи бойцы, командиры, политработники, сдавайтесь, ваши войска заброшены [так в оригинале; следует читать «отброшены»] на восток, подкрепления не будет. В случае, если вы не сдадитесь, будете перемешаны с землёй.
Спрашивается, как ты будешь сдаваться, не скажешь, что иду в плен. Тем более, дал присягу, пока все патроны не израсходовались, а последний уже себе [весь абзац - так в оригинале].
Вообще не сдавались. Когда чувствуем, что безнадёжно сидеть в этом здании, так как он[, немец] всё время бьёт с тяжёлой артиллерии, стены ходуном ходят, тогда мы только стали уходить. С нами был командир. Давно это было, фамилию не помню.
(Тов[арищ] Алексеев: «Я тоже вот своих не помню, ни командира батальона, ни командира роты. 3-й роты [командира] была фамилия Власенко, а второй роты – Алексеенко».)
Когда мы покинули здание полковой школы, то стали перебираться подземным ходом, под зданием, которое было в расположении 330[-й] стрелковой роты [так в оригинале]. И там я узнал, что командир полка-44 майор Гаврилов жив. Между прочим, тов[арищ] Гаврилов сейчас живёт в Краснодаре, уже на пенсии.
Лично я тов[арища] Гаврилова не видел, говорили, что он командует обороной, но где – не видел, не было твёрдого руководства. Находясь в подземных помещениях, у нас было тяжёлое положение – нечего было есть, пить. В подземном ходу находилось, по-моему, несколько сот человек. В этом же подземелье находились и пленные немцы – безоружные.
И вот до чего мы дошли. Во время бомбёжки крепости погибло много лошадей, от жары эти убитые лошади вздулись. Я сам ночью выходил и отрезал кусок, который помягче, и с этим куском отправлялся в подземный ход. В подземелье была вода грязная, так вот, этой водичкой промоешь и кушаешь в сыром виде, жуёшь, жуёшь, сплёвываешь без конца пену, а когда [мясо] становится мягкое, как вата, сплёвываешь, а кто[-то это] так называемое мясо проглатывал. Мы друг друга не узнавали, в глазах было серо.
Как-то появился старшина и говорит: «Ребята, майор Гаврилов покончил жизнь самоубийством!». Это было числа 9 – 10 июля.
Мы в подземелье жили дней 9 – 10. Тогда младший лейтенант нам говорит: «Дело плохо, надо во чтобы то ни стало прорываться, а у нас и боеприпасов нет, только, спасая свою жизнь, надо прорываться!». И вот мы пошли прорываться.
(Обращается к тов[арищу] Алексееву: «Ты вот эти места, наверное, помнишь: вот здание, где были подземные ходы, а здесь был погран[ичный] отряд, здесь жили семьи погран-отрядчиков [так в оригинале; следует читать «пограничников»], здесь была пекарня, электростанция, которую разрушили». Тов[арищ] Алексеев: «Помню»), затем был мост, который разрушили ещё в 1939 году, а когда мы проходили, то были камни, вода, грязно, а подняться на место моста нельзя, там были камни».)
Мы пошли по направлению границы – на юго-запад, в направлении старого польского моста.
Прошли мы реку Мухавец, и нас никто не обстреливал. Нас шло человек 120. У нас было стремление выйти из крепости и как-нибудь обойти. Проходим дальше – полянок, лесок Ольшанка [так в оригинале], пошли болотистые места. Проходим этот лесок, идём по откосу. Между прочим, об этом месте как раз говорил писатель тов[арищ] Смирнов С.С., что здесь лежал пограничник с кучей настрелянных гильз, я лично его не видел, но был какой-то разговор, другие видели, что именно на этом месте лежал пограничник. Мы были в таком состоянии, что ко всему были безразличны.
Пошли дальше. Вдруг перед нами поднимаются две немецкие фигуры по грудь, зашли за какое-то укрытие. Мы идём как овечки, никакого оружия при нас нет. Когда увидели эти фигуры, стали придерживаться левой стороны, они открыли по нам огонь – это было на расстоянии примерно 100 метров. Мы бежать. Куда бежим – сами не знаем, а они[, немцы] были с южной стороны – с лесочка, к Бугу, не помню, уже, как мы потом к реке [выбежали], а там берег высокий, некоторые попадали без сил, не добежав до берега, то впереди, то сзади падают люди, а кто остался жив, с высоты правого берега бросились в реку Буг вплавь. Плывёшь, в воде темно, а они строчат из пулемётов по Бугу. Около меня плыл тов[арищ] Заболотный Андрей, он с деревни Ивановка Симферопольского района, его племянник – сын брата – работает со мной вместе. Смотрю, тонет тов[арищ] Заболотный, а где тут спасать? Смотрю, раз окунулся, другой и нет [По данным Центрального архива Министерства обороны Российской Федерации, красноармеец стрелок Андрей Федотович Заболотный 1919 года рождения, уроженец деревни Ивановка Симферопольского района Крымской АССР, официально числится пропавшим без вести в июне 1944 года (ЦАМО, ф. 58, оп. 18004, д. 773, л. 94).]. Второй плыл неподалёку, сам полтавский, фамилию не помню, фотокарточка его у меня была, и этот потонул, а я сам чувствую, что воздуха не хватает, что до берега осталось метров 18, и я, помню, вздохнул и пошёл на дно; на моё счастье воды-то здесь было по грудь, и я уже не плыл, а шёл по воде.
В общем, нас на берег вышло человек 15 – 13. Уже идём лесом, а с леса выходят, помню, 7 немцев, кричат: «Русь, сдавайся!». Мы подняли руки. А они нас повели в этот лесок. Петлиц у нас не было, а у меня, помню, был значок парашютиста, бьёт меня немец по груди, я ему отдал значок, [а] он его выбросил. И вот эту небольшую группу повели лесом, посадили на понтонную лодку, перевезли через реку и доставили в какой-то Форт, там видно был штаб офицерский [так в оригинале], много машин всяких стояло. Посадили нас. Ждём, что дальше будет. Приходят два офицера, в руках – бумага, большой лист, сложенный вдвое. Посмотрел [один из них] на нас, развернул бумагу, а мне видно – ведь бумага просвечивает, а на этой бумаге все наши значки – знаки отличия, нашивки, звёздочки. Смотрят они эту бумагу, подходят, постояли и пошли, потом привели ещё группу пленных наших, но уже сухих, видимо захватили [их] до того, как попали в реку, там был и в гражданской одежде [один], так человек [в группе было примерно] 80.
И вот один из этих двух немцев, которые приходили с бумагой, спросил на чистом русском языке, обращаясь к нашим солдатам, спрашивает: «Скажите, кто ваши офицеры? Ты с какого полка?». Ответы: с 33[-го], с 84[-го] и др[угие]. А они всё добиваются, кто наши офицеры. И вот сидит один в гражданском – спрашивают его: «Вы с какого полка?», а он говорит: «Я не с полка, я приехал к брату погостить», начинаем говорить, что работает в Минске и т.д. И вот один из немцев подходит [к нему] сзади, поднимает верхнюю одежду и смотрит на нательное бельё. А офицерское бельё [сразу] видно. А потом нам говорит: «Видите, как ваши офицеры маскируются!».
Я тогда был старший сержант в спецподразделении. Было у меня хорошее обмундирование, а ещё были на кителе медные пуговицы. Думаю, сейчас придерутся, что я офицер. А сижу весь мокрый, никак не могу оторвать пуговицы, крепко пришиты. Подходит ко мне немец, закричал что-то по-немецки, а я говорю: «Не понимаю», и так он несколько раз, он меня ударил, я упал, а потом ещё ткнул ногой. А затем поставили меня в группу отобранных офицеров. Что будет – не знаем. Подходят немцы, говорят «Капут!», некоторые показывают на шею, что, мол, повесят вас. Мы понимаем, что нам добра не ждать, скорей бы, чтобы только не мучатся.
Нас продержали до захода солнца, подняли, пересчитали и в окружении конвоя повели в лагерь. Доходим до местечка Тересполя. А как раз по этой дороге шла немецкая армия, много повозок, машин, вооружения, невозможно пройти. Нас останавливают, садят [так в оригинале; следует читать «сажают на землю»]. Впереди группа офицеров, вокруг конвой. Наступает ночь, темно. Около меня товарищи сухие, сбились в кучу, а я в мокрой одежде, зуб на зуб не попадает.
Так просидели до 4-х часов утра. В 4 часа утра опять началась переброска тяжёлой артиллерии, опять невозможно пройти, опять [немец] бьёт по крепости, а мы свалились все в кучу и так перемешались. А немцы, наш конвой, перепугались, как бы мы не разбежались, опять нас построили и повели. И вот, не доходя деревни Киевцы, было одно место, там было несколько наших десятков пленных, а кругом немцы. Мы все оборванные, голодные, а некоторые из немцев бросают сухарь, на него сразу набрасываются все, начинается погоня за этим сухарём, летит сразу сто человек, а они, подлецы, наставят фотоаппараты и фотографируют. Затем нас повели в лагерь Бяла-Подляска, около речушки остановились.
Немцы купаются, а нам воды попить не дают. Крестьяне наварят картошки, принесут, а они[, немцы крестьян] к нам не подпускают. Это была польская территория. И вот нам бросают ведро сваренной картошки, сами убегают, а мы уже хватаем эту картошку, с землёй перемешанную.
Тут мы долго стояли, пришёл новый конвой, посчитали и снова повели, и так мы дошли до этого лагеря Бяла-Подляска, оставалось там километра 1,5 – 2. Опять идёт немецкая армия, опять остановка, мы уже идём по боковой дорогк, вверху нас нет.
На рассвете, так часов [в] 3 - 4, я говорю идущему рядом со мной, фамилию я его так и не запомнил: «Давай бежать!». А там, знаете, такие узкие крестьянские полоски – по 5 – 4 метра. Побежали мы в овёс вдвоём.
С этим товарищем мы в Бресте расстались. И вот так мы убежали».

Источник: РГАЛИ, ф. 2528, оп. 2, д. 473, л. 1 - 12. Машинописный оригинал.
С уважением - К.Б.Стрельбицкий

Оффлайн Исследователь

  • Постоянный участник проекта
  • Сообщений: 4382
  • Незадолго до ДМБ-86-осень
    • E-mail
Документы из архивного дела под названием «Списки и адреса участников обороны Брестской крепости, телевизионных передач «Рассказы о героизме» ( = «Подвиг»), составленные секретарём С.С.Смирнова А.И.Мауриным. Автограф, авторизованная машинопись, машинопись. 1960[-]е [годы]»:

«Участники обороны Брестской крепости.
1. Абакумова Раиса Ивановна – г[ород] Орёл, Больничная ул[ица], д[ом] 28, кв[артира] 53
2. Гаврилов Пётр Михайлович – г[ород] Краснодар, 3-я линия, д[ом] 144
3. Клыпа Пётр Сергеевич – гор[од] Брянск, посёлок Володарского, ул[ица] Энгельса, д[ом] 34
4. Махнач Александр Иванович – Минск-12, ул[ица] Чернышевского, д[ом] 7
5. Филь Александр Митрофанович – Якутская АССР, Алданский район, посёлок Ленина, ул[ица] Ленина, д[ом] 44».

Источник: РГАЛИ, ф. 2528, оп. 2, д. 475, л. 1. Рукописный оригинал.

«Список героев обороны Брестской крепости
1. Абакумова Раиса Ивановна – г[ород] Орёл, Больничная [улица], [дом] 28, кв[артира] 53
2. Бобрёнок Сергей Тихонович – г[ород] Львов-12, ул[ица] Суворова, [дом] 50, кв[артира] 8
3. Белоусов Ник[олай] Степанович – г[ород] Орёл, Орловский драматический театр – Народный артист РСФСР
4. Гаврилов Пётр Михайлович – г[ород] Краснодар, 3-я линия, [дом] 144. Герой Советского Союза (1957)
5. Клыпа Пётр Сергеевич – г[ород] Брянск, пос[ёлок] Володарского, ул[ица] Энгельса, [дом] 34
6. Кашкарёв Пётр Павлович – Москва, Ж-456, Яснополянская [улица], [дом] 3, корп[ус] 2, кв[артира] 52, [телефон] – АЖ1-39-84
7. Кюнг Николай Фёдорович – Московская область, г[ород] Подольск, Щербинка 1, Симферопольское ш[осс]е, д[ом] 2, кв[атира] 46
8. Матевосян Самвел Минасович – г[ород] Ереван-12, ул[ица] Спандаряна, д[ом] 92, кв[артира] 11
9. Махнач Александр Иванович – Минск-12, ул[ица] Чернышевского, [дом] 7
10. Романов Алексей Данилович – г[ород] Москва, В-415, проспект Вернадского, [дом] 47, кв[артира] 31
11. Семенюк Родион Ксенофонтович – Кемеровская обл[асть], г[ород] Ново-Кузнецк, пр[оспект] Металлургов, [дом] 9, кв[артира] 58
12. Фомина Аргентина Герасимовна – Киев-15, ул[ица] Московская, [дом] 39, кв[артира] 37
13. Филь Александр Митрофанович – Якутская АССР, Алданский р[айо]н, пос[ёлок] Ленина, ул[ица] Ленина, [дом] 44».

Источник: РГАЛИ, ф. 2528, оп. 2, д. 475, л. 2. Машинописный оригинал.

Документы выявлены в фондах РГАЛИ и подготовлены к публикации 2004 – 2011 © историком-исследователем, экспертом Форума Поисковых Движений К.Б.Стрельбицким (Москва, Российская Федерация).

Примечание публикатора:
Остальные содержащиеся в деле документы не имеют непосредственного отношения к теме обороны Брестской крепости, но на одном из них имеется следующее машинописное примечание: «По делам защитников Брестской крепости материалы пересылать тов[арищу] Ходцевой Татьяне Михайловне, в Музей Брестской крепости по адресу: Бел[орусская] ССР, г[ород] Брест. Музей Брестской крепости» (Источник: РГАЛИ, ф. 2528, оп. 2, д. 475, л. 3. Машинописный оригинал).

С уважением - К.Б.Стрельбицкий

Оффлайн Исследователь

  • Постоянный участник проекта
  • Сообщений: 4382
  • Незадолго до ДМБ-86-осень
    • E-mail
Недатированное анонимное письмо, отправленное по почтовому штемпелю 24.11.1965 с адреса «Псковкая обл[асть], Островский р[айо]н, п[очтовое] о[тделение] Городище, д[еревня] Духово» на адрес «Г[ород] Москва, Радио, Смирнову С[ергею] (писателю)» (получено по почтовому штемпелю 26.11.1965):

«Павлов Александр Павлович является участником [обороны] Брест-Литовской крепости. Он может [Вам] сам рассказать, если Вы сами напишете письмо. Он не знал о Вашей просьбе и вот поэтому попросил меня».

Источник: РГАЛИ, ф. 2528, оп. 5, д. 13, л. 15  – 16. Рукописный оригинал.
С уважением - К.Б.Стрельбицкий

Оффлайн Исследователь

  • Постоянный участник проекта
  • Сообщений: 4382
  • Незадолго до ДМБ-86-осень
    • E-mail
Письмо от 24.04.1965 от Александра Ивановича Плешкова, отправленное по почтовому штемпелю 26.04.1965 с адреса «Свердловская обл[асть], г[ород] Каменск-Уральский, пос[ёлок] Ленинский, ул[ица] Металлургов, [дом] 21» на адрес «Москва, Центральное телевидение, Смирнову Сергею Сергеевичу» (получено по почтовому штемпелю 30.04.1965; на конверте – помета «От бывшего участника обороны «Бр[естской] крепости», узника концлагерей»):

«Сергей Сергеевич! Товарищ Смирнов!
Разрешите от моего имени, имени бывшего солдата 44[-го] с[трелкового] п[олка] Брестской крепости, от имени наших добрых людей г[орода] Каменска-Уральского, перед которыми я много выступаю с воспоминаниями о годах страшной войны, от имени наших сердец, наших детей, фронтовиков, инвалидов, от имени всех честных людей, человечества, такое земное, очень простое сердце Ваше родное по случаю присвоения Вам Ленинской премии за Вашу и нашу книгу «Брестская крепость».
Ваше сердце бьётся давно в пользу мира – миром зовется оно!
Ваше сердце будит наши сердца, зовёт на борьбу за мир до конца!
Будьте всегда крепки и здоровы на благо жизни людей мирной земли! Мы с Вами вместе в одном строю! За мир и счастье земное! Нет войне!
От бывшего участника обороны Брестской крепости, узника концлагеря Молодечно и 304[-го] центрального конц[ентрационного] лагеря в Германии под № 192692 Плешкова Александра Ивановича 1920 г[ода] рождения.
Мы очень рады за Вас!
24/IV-1965 г[ода]
(Я уже вам писал два письма.)».

Источник: РГАЛИ, ф. 2528, оп. 5, д. 13, л. 72  – 73. Рукописный оригинал.
С уважением - К.Б.Стрельбицкий

Оффлайн Исследователь

  • Постоянный участник проекта
  • Сообщений: 4382
  • Незадолго до ДМБ-86-осень
    • E-mail
Недатированное письмо от Г.Д.Пефтиева, отправленное по почтовому штемпелю 08.10.1965 с адреса «Донецкая обл[асть], гор[од] Комсомольск, ул[ица] Петровского, дом 93» на адрес «г[ород] Москва, Центральное телевидение, военному писателю Смирнову Сергею Сергеевичу» (получено по почтовому штемпелю 11.10.1965):

«Здравствуйте, уважаемый Сергей Сергеевич Смирнов!
Я пишу из гор[ода] Комсомольское Донецкой области. Фамилия моя – Пефтиев, звать Юра. Я читал Вашу книгу «Герои Брестской Крепости» - книга меня очень заинтересовала и очень понравилась. Я очень люблю читать военные книги. Мой папа был на фронте, и я горжусь им. Один раз, когда я с папой разговаривал об этой книге, то папа сказал, что в его смене работает защитник Брестской Крепости, пулемётчик Сидоров Василий. Этим полком пулемётчиков командовал Герой Советского Союза м[айор] Гаврилов (майор Гаврилов). Я думал, что и мой папа был защитником крепости, но нет – папа мой не был там, в крепости. Дядя Вася – товарищ моего папы. Вот всё, что я хотел Вам рассказать. Если я увижу д[ядю] Васю, то я расспрошу у него подробности. До свидания. Пишите ответ. Пефтиев Г.Д.»

Источник: РГАЛИ, ф. 2528, оп. 5, д. 13, л. 66  – 67. Рукописный оригинал.
С уважением - К.Б.Стрельбицкий

Оффлайн Исследователь

  • Постоянный участник проекта
  • Сообщений: 4382
  • Незадолго до ДМБ-86-осень
    • E-mail
Письмо от 17.03.1965 от гражданина Майковского, отправленное по почтовому штемпелю 18.03.1965 с адреса «Ирпень, Киевской обл[асти], [улица] Маяковского, [дом] 13» на адрес «Москва, Центральное телевидение, писателю Смирнову С[ергею]» (получено по почтовому штемпелю 21.03.1965; на конверте – помета «Адрес участ[ника] обороны Бреста»):

«Тов[арищ] Смирнов!
14 марта на избирательном участке № 6 гор[оде] Ирпеня мне пришлось встретиться с Ковалём Андреем Ефимовичем – участником боевых действий в Брестской крепости. Очевидно, он Вам будет полезен. Сообщаю его адрес: Михайловская Рубижёвка, Киевской об[ласти], Коваль А.Е.
[Подпись] (Майковский)
17.[0]3.[19]65 г[ода] г[ород] Ирпень»

Источник: РГАЛИ, ф. 2528, оп. 5, д. 12, л. 6  – 7. Рукописный оригинал.
С уважением - К.Б.Стрельбицкий

Оффлайн Исследователь

  • Постоянный участник проекта
  • Сообщений: 4382
  • Незадолго до ДМБ-86-осень
    • E-mail
Телеграмма от 14.04.1962 от Петра Степановича Мальцева на адрес «Москва, А-55, Сущёвская улица, [дом] 21, писателю Смирнову Сергею Сергеевичу» (получена по почтовому штемпелю 14.04.1962; на бланке – пометы «Приём - 14[.04.1962 в] 12 час[ов] 20 мин[ут]. Бл[анк] № 5. Принял [подпись]» и «[Отправлена из] Инты, Коми, 3/79 52 14 0905»):

«Я [-] защитник Брестской крепости Мальцев Пётр Степанович[,] проживаю[:] Коми АССР[,] г[ород] Инта[-]3[,] улица Шахтная[, дом] 27[,] кв[артира] 3[,] хочу сообщить ценные сведения о боях в Бресте[, о] своих товарищах комиссара Анохине и командире 333[-го стрелкового] полка Матвееве и о себе лично[,] прошу срочно телеграфировать ответ – Мальцев».

Источник: РГАЛИ, ф. 2528, оп. 5, д. 12, л. 18. Печатный оригинал на типографском телеграфном бланке.

С уважением - К.Б.Стрельбицкий

Оффлайн Исследователь

  • Постоянный участник проекта
  • Сообщений: 4382
  • Незадолго до ДМБ-86-осень
    • E-mail
Недатированное письмо от Ефима Яковлевича Майзелева, отправленное с адреса «МССР, гор[од] Оргеев, ул[ица] К[арла] Либкнехта[, дом 10]» (оттиск почтового штемпеля не читается) на адрес «г[ород] Москва, Центральное телевидение, писателю Смирнову Сергею С[ергеевичу]» (получено по почтовому штемпелю 15.05.1965; на конверте – пометы «Брест» и «З[аказное] п[исьмо с] ув[едомление]» и оттиск частично читаемого штампа «З[аказное письмо] № 452 Слобода…»):

«Уважаемый тов[арищ] Смирнов С[ергей] С[ергеевич]!
Извините меня за беспокойство, но я не смог удержаться, чтобы Вам не написать маленькое письмо с просьбой к вам, чтобы Вы ответили на него. Я – Майзелев Ефим Яковлевич, старшина запаса. В 1940 году был призван в Советскую [Красную] Армию. Был зачислен в 447[-й] корпусной артиллерийский полк, который находился в Северном городке г[орода] Брест-Литовск. 14 июня 1941 г[ода] командир батареи наложил на меня взыскание, дал 10 суток простого ареста. В связи с тем, что в Северном городке не было гауптвахты, меня отправили в Брестскую крепость в гарнизонную гауптвахту. Гарнизонная гауптвахта в крепости была в одном здании со штабом крепости (т[о] е[сть] половину здания занимал штаб, а вторая половина была гауптвахтой). Это здание было двухэтажное. Камера, в которой я находился, была на втором этаже. В ночь с 21-го на 22-е июня 1941 г[ода] Германия вероломно напала на Советский Союз. В четыре часа утра залпы апртиллерии были обрушены на Брестскую крепость и на штаб крепости. Снаряды рвались одновременно и на здании гауптвахты. Все солдаты, которые были на гауптвахте, а их было более 200 солдат, были закрыты на замки, а часовые солдаты не появлялись нас открывать. Немецкий снаряд пробил крышу и потолок камеры, в которой находился я и ещё 9 солдат. Потолок здания был из бетона, и после разрыва снаряда на потолке провод [проволока] арматуры опустился в камеру, и мы по этой проволоке через отверстие потолка вылезли на крышу, а затем по водосточной трубе спустились на землю. После этого я сражался в Брестской крепости несколько часов, а затем пошёл к месту сосредоточения нашего полка на случай боевой тревоги. Всю Отечественную войну я пробыл на фронте, несколько раз лежал в госпиталях, после лечения опять возвращался на фронт. После окончания войны, в 1946 году я демобилизовался и [сейчас] нахожусь в Молдавии.
Моя просьба к Вам заключается в том, чтобы Вы мне сообщили, если это возможно, дальнейшую судьбу остальных солдат, которые остались на гауптвахте.
Если у Вас будут кое-какие вопросы ко мне о первых часах и днях войны, то через письмо могу ответить всё, что я видел и чувствовал.
С уважением к Вам – Майзелев
Мой адрес: Молдавская ССР, гор[од] Оргеев, ул[ица] Карла Либкнехта, [дом] 10 Майзелев Ефим Яковлевич».

Источник: РГАЛИ, ф. 2528, оп. 5, д. 12, л. 4  – 5. Рукописный оригинал.
С уважением - К.Б.Стрельбицкий