Недатированное письмо от Дмитрия Николаевича Панкова, отправленное по почтовому штемпелю 11.01.1965 с адреса «Калужская об[ласть,] пос[ёлок] Товарковa [Товарково,] п/я 55-3» (почтовый адрес исправительной тюрьмы № 55-3 строгого режима) на адрес «Г[ород] Москва Редакция газеты «Комсомольская правда» (получено по почтовому штемпелю 14.01.1965):
«Дорогая редакция!
Прочитал написанную статью в вашей газете - «Подвиг и память», в 3-м номере за 6-е января 1965 г[ода,] и мне вспомнился случай, о котором я решил написать, и одновременно тоже, в числе воинов-участников Великой Отечественной войны поблагодарить писателя Смирнова.
А также помочь ему через Вашу газету найти героев обороны Брестской Крепости, имена которых до сих пор неизвестны.
Мне довелось встретиться с участниками обороны крепости во время войны, но тогда [подобное] как-то было дело обычным и не очень интересным, потому что шла война. Одни герои уходили, другие появлялись, а о некоторых и никто не знал. Так вот мне и хотелось рассказать [о таких]. Это было в 1945 г[оду,] в начале года я был назначен для прохождения, как говорится, дальнейшей службы в один из кавалерийских полков на должность командира развед[ывательного] взвода. В это время полк стоял в Венгрии, занимая оборону, как сейчас помню, около железнодорожной станции Немцы. По прибытии [меня] в полк ком[андир] полка полковник Юртаев поставил мне задачу: «3 дня тебе на всё, но чтоб «язык» был, ты –солдат бывалый». И так началось знакомство с передним краем. На 2-й день я с группой солдат отправился ночью на поиски. И вот на нейтральной полосе, примерно в километре от передовой немцев мы наткнулись на кочующую огневую точку. В 30 – 40 метрах от нас раздалась пулемётная очередь, но она тут же затихла. Затем послышался на русском языке голос: «Не стреляйте!» и тут же из укрытия к нам подошёл человек и спрашивает: «Никого не убило?». Началась перебранка – мы думали, что это наши разведчиками соседнего полка, но, когда он подошёл ближе, то нам стало видно, что это – немец. И вот тут он мне поведал свою, как говорится, историю. Оказалось, что он служил во Власовской армии. С первых дней войны он служил в Брестском гарнизоне в погранвойсках, более 20 дней сражался с немцами, затем был тяжело ранен, случайно немцы его подобрали без сознания и приняли за своего, так как на нём была одежда немецкая. Он немного знал немецкий язык – в госпитале не разговаривал, притворялся контуженным, хотя и в самом деле был контужен. Затем, после госпиталя был списан и направлен в один из лагерей, не помню где, но в Польше, на охрану, там он встретил своих детей – мальчика и девочку (мальчику было тогда 5 – 6 лет, а девочке - 7 лет), а так же много других знакомых семей. Этим самым он выдал себя и был направлен в формирующуюся Власовскую армию. Уйти он не мог, детям грозила смерть, если он пропадёт – таков приказ Власова, а, если в бою не останется трупа, тоже смерть детям. Так он и решил служить и бороться с другими товарищами. Когда он обо всём мне рассказал, то затем взял у меня карту и начал наносить весь передний край и все огневые точки на всю глубину обороны. Данные были настолько точны и правильны, что в течение 10 минут нашей артиллерией были подавлены все огневые точки и разбит бронепоезд. В плен я его брать не стал, так как он вышел сам и немца, который был с ним, он зарезал сам. И ещё я пожалел, что разбираться в то время было нельзя, тем более, что он – Власовец. Так решил я его отпустить, потому что он заявил: «Лучше убейте меня тут!». Когда мы расставались, он мне отдал своё фото и дочкино, которые я сохранил, и просил передать их после войны по адресу, адрес этот я потерял, но помню, что отец его жил в Курской области. Обо всём этом я рассказал Нач[альнику] штаба полка майору Бурдзиеву и нач[альнику] разведки к[апита]ну Луговцову. То, что сведения были полные, это было подтверждено в период наступления. И мне была объявлена благодарность от Командующего Конно-механизированной группы генерал-полковника Плиева. А насчёт того, что я отпустил его[, власовца], мне нач[альник] штаба советовал не говорить во избежание неприятностей со стороны особого отдела. И вот с тех пор прошло много времени.
Ещё я встретил в 1942 г[оду] одного защитника. Это было в Калужской обл[асти]. По заданию командования 10-й армии [мы] были направлены в разведку в глубокий тыл врага. Это было в январе 1942 г[ода] в районе станции Зекеево. У нас отказала рация, вернее – питание вышло из строя по нашей неосторожности. Требовался аккумулятор или батарея, и я решил добыть [их] в селе, где видел мотоциклы во дворе. В то время немцы справляли рождество. Я не буду описывать, как я был схвачен немцами. Факт остаётся тем, что избитый, [я] очутился в сарае. Там находилось человек 15 военнопленных. Вот там я и встретил одного пограничника по фамилии Костин Михаил Иванович, уроженца Калужской области, села Киреево или станции Киреевской – точно не помню. Он меня просил, вернее – всех, чтобы в случае, если кто останется жив и если придут наши, передать, что он был до конца в Брестской крепости, что их осталось с их отряда 3 человека. Они прорывались к своим, дорогой двое погибли – один из них был командир заставы или полка. Документы и знамя он спрятал в районе посёлка Латыши, в 3-х км от станции Зекеево, и он мне рассказал, как их найти. Но, как мы не готовились к смерти, нас спасли мои товарищи. Оказалось, что л[ейтенан]т Бутенко, не дождавшись меня, пришёл и узнал, что меня схватили немцы, он воспользовался [тем], что немцы пьянствуют, снял часового, кинул под дверь гранату, которая сорвала её; нам представилась возможность бежать. Я не знаю, когда я добрался до леса, но из узников нас было только 6 человек. Не знаю, жив ли ещё остался кто при побеге, кроме нас шестерых. Итак, продолжая свой маршрут, мы навестили посёлок, нашли место и нашли знамя, и там было 5 или 6 книжек – то ли партбилетов, то ли удостоверений. Дорогой он мне сказал, что один большой начальник погиб. Знамя и документы мы спрятали вновь, вложив в гильзу от снаряда и залив её варом от батарей [рации], так что, если что, может и сохранилось, место я знаю. Не брал [этого потом] л[ейтенан]т Бутенко[, так как,] по всей вероятности, он там больше не был, так как я слышал, он погиб, [а] я остался в корпусе генерала Белова. Он в это время находился в рейде в тылу врага, а л[ейтенан]т ушёл ещё дальше в тыл на связь с партизанами. После мне говорили, что он прилетал летом и после был командиром или нач[альником] штаба отдельного [разведывательного] дивизиона при 1-ом кав[алерийском] корпусе.
И мне хотелось через писателя Смирнова найти [кого-либо -] может кто и жив [из них] ещё. Я не знаю адреса Смирнова, поэтому решил написать на ваш адрес. Надеюсь, что вы сообщите ему мой адрес: Калужская обл[асть,] пос[ёлок] Товарковa [Товарково,] п/я 55-3 Панкову Дмитрию Николаевичу.
Если что будет не ясно или потребуется нумерация частей, то я смогу помочь, а также и фамилии, да ещё [указать] одного из защитников крепости могилу, где похоронен Костин. Он был похоронен недалеко от знамени, которое было спрятано Костиным.
По получении письма прошу сообщить мне».
Источник: РГАЛИ, ф. 2528, оп. 7, д. 304, л. 100 – 106. Рукописный оригинал.
