«Русский солдат никогда не был немецким» — в эту фразу защитник цитадели Александр Зайцев вкладывал особый смысл.
Субботний день 21 июня в гарнизоне ничем не отличался от таких же, что были и раньше. Подъем, зарядка, учения. Привычно уже урчало что-то с той стороны Буга. Привычно, потому что уже не первый раз передвигалось там что-то механизированное, большое, не скрываясь особо и не маскируясь. Не поддаемся на возможные провокации, говорили командиры, у нас с немцами мирный договор. Но они же там концентрируют войска, говорили разведчики. Не верьте, это поляки нас провоцируют! Это мы сейчас такие сведущие и смелые, а попробуй тогда что-либо возра-зить. Газеты пестрят заголовками типа: наш доблестный союзник — Германия, победоносно шествуют по буржуазной Европе. Сегодня это воспринимается как издевка, но вы почитайте любимую «Правду». Она-то как раз и говорила тогда всю большевистскую правду. Всего два года прошло с момента, когда Германия и Советский Союз разорвали и подмяли Польшу под себя. Не было больше Польши, не было двадцати с лишним тысяч расстрелянных в Катыни и других лагерях польских офицеров. В тридцать девятом — было, есть фотографии — в Бресте фашисты и наши вместе маршировали, празднуя разгром Польши. Немцев можно понять — дранг нах остен! А наших? Месть за то, что в Гражданскую славную конницу Буденного, пошедшую грабить поляков, Пилсудский разбил в пух и прах? Только красные попы сверкали. Где вы об этом прочитаете в воспоминаниях наших лучших полководцев? Постоянно повторяют фразу Сталина: месть, это блюдо, которое нужно есть холодным. Он дождался времени для мести. Ничего этого Александр Зайцев, конечно, не знал. Он знал, что Брест — наша территория, наша страна. А крепость, в которой ему выпало служить, — это передовой пост. Вот только с кем воевать, если немцы — друзья? А недружественной Польши больше нет. Знал бы тогда Саша Зайцев историю — а кто бы дал ему знать — он бы понял, что крепости этой очень много лет, и эпоха измаилов и прочих крепостей давно ушла. И армии теперь не топают по пыльным и грязным дорогам, а, как научил тех же друзей-немцев гениальный, но безжалостный к российским крестьянам Тухачевский, передвигаются на технике. И для стратегического маневра крепость не имеет никакого значения. Сиди себе и обороняйся. А силы противника уже давно ушли вперед. Короче, построенная когда-то австрияками, перешедшая потом к России, перешедшая потом к Польше, снова перешедшая к России, то бишь Советскому Союзу, Брестская крепость встречала субботу 21–го июня 41-го года. Мало кто из живущих ныне, не воевавших тогда, поймет, что такое в то время было устроенное бытие. В почти умирающих деревнях, работающих за палочки трудодни, все, кто мог, стремились попасть в армию. Там была еда, почет, народная слава. Чистое белье. А если сможешь стать офицером… И вот суббота, 21-е июня. Вечер, баня и концерт после. Что там урчит за Бугом? Так это провокация. Броня крепка и танки наши быстры. Так кто же все-таки враг? Да все знали, только говорить об этом не могли. Сегодня уже белорусский город Брест, а по-польски — Бжешчь — почти вплотную подошел к крепости. И Буг, и Мухавец, более мелкая речушка, заросли всякими кувшинками, и очень трудно представить, что тогда, в 41-м, это была граница, отделяющая один мир от другого. Мир Сталина от мира Гитлера. — Сашь, ты же играешь на гармошке? — Ну да. Они только что пришли с концерта. Дивизионный ансамбль приезжал. Саша слушал их и мысленно перебирал пальцами по кнопкам. Да я же так могу! Он взял доверенный ему ротным баян и заиграл. Ночь как бы и не хотела начинаться. Июнь. — Эй, Зайцев, отбой давно! Тишина! Тишина продолжалась недолго. Часа в четыре в воскресенье все загрохотало и забилось вокруг. Они в чистых субботних рубахах выскочили на плац. На них один за одним пикировали самолеты и бомбили, крошили стены крепости, размазывали в кровавое мясо Сашиных товарищей. — Это провокация! — еще прокричал кто-то из самых упертых комиссаров. Но было уже ясно — это война. Стреляли из-за Буга, стреляли у стен крепости. Но самое непонятное — стреляли в самой крепости. Уже потом особисты определят, что перед началом войны в крепость были внедрены диверсанты, из русских. Где эти хреновы особисты были раньше? Где было их собачье чутье, такое хваткое на политических? Впрочем, о блядях много говорить не хочется. Вдруг появилось много новеньких, в свежих гимнастерках людей, а особисты на них не обратили внимания. Им просто не дали команды на что-то обратить внимание. И не надо нам сейчас лепить про высокий профессиональный уровень особистов. Обычные пролетарские недоучки, жадные до карьеры и квартир. Впрочем, надоело. — Саша, война!— закричал комроты.— Заводи танкетку! Танкеткой тогда называли легкий танк БТ. Александр Зайцев откинул люк и втиснулся на сиденье. Он знал, что надо делать — надо везти боеприпасы к основным орудиям крепости. С треском прошив броню навылет, прошел снаряд. Откуда же они бьют? Кругом бегали полуодетые бойцы, в них тоже стреляли вроде наши. Он подогнал БТ к арсеналу. У входа лежал рядовой, полчерепа у него было срезано как бритвой. Рядом все взрывалось. — Зайцев, помогай! Грязный комроты с диким лицом человека, которого обманули в самом святом, таскал из арсенала ящики со снарядами. Загрузили, сколько могли, пробились к западному форту. Орудия били куда-то за Буг. Оттуда, и это было видно, лупили немецкие танки. Их снаряды крошили толстые стены крепости, но пробить не могли. Главная опасность была внутри. И исходила она от этих новеньких, в свежих гимнастерках, которые, казалось, были везде. Они знали все самые секретные уголки крепости. Ба-бах! — это грохнуло в арсенале. Как же снаряды? — ужаснулся Александр. — Саша, давай к запасному! — крикнул комроты. И они снова возили снаряды. Танковые залпы с той стороны почти прекратились, но главные орудия крепости все били по берегу Буга и Мухавца. Цели были давно пристреляны, но были ли они сейчас там, эти цели? Защитники этой старой крепости, волею судеб снова ставшей русской, ничего не знали о том, что же происходит на самом деле. Никакой связи со штабами разного ранга у них не было. Они не знали, что немцы, ударив по ним в первые часы войны, уже обошли их с флангов и мчались по незаминированным дорогам, по невзорванным мостам дальше на восток, к Минску и Смоленску, благо усатый вождь предоставил им такую возможность. Он же хотел воевать на чужой территории! Но другой, у которого усы были меньше, обхитрил его. И когда русские, то есть солдаты и офицеры всех национальностей тогдашнего Союза, умирали в стенах этой чертовой, никому не нужной, бесполезной в стратегическом отношении крепости, обманутый с более длинными усами беспробудно пил за кремлевскими стенами. Недели две. За это время погиб первый миллион русских солдат. Александр Зайцев, как и все те, кто еще был жив, держал в руках оружие. Немцы вошли в крепость, и наши бойцы скрывались в казематах, подвалах. Оставшиеся в живых, вдруг все понявшие комиссары проявили себя с самой лучшей стороны. По ночам они устраивали лихие налеты на вражеские посты, но патронов уже почти не было, а немцы заняли все стратегические точки. Днем пришельцы периодически обрабатывали подвалы огнеметами, бросали гранаты, а к ночи минировали все ходы и выходы. Наши бились до конца, думая, что спасают страну. Немцы воевали вяло, потому что их танки были уже под Смоленском. Эта средневековая крепость уже давно была им неинтересна. Через две недели граната, брошенная в подвал, порвала Александру Зайцеву руку. Очнулся он наверху, куда его, как и других, кто выжил, вытащили немцы. Ему повезло, что его не убили сразу, по злобе. Они тоже гибли в этой чертовой крепости и никак не могли понять, почему русские не сдаются. Зачем воевать, если ты уже никто и ничего не сможешь изменить в ходе войны? Немецкий солдат никогда не был русским. И в этой фразе гораздо больше смысла, чем кажется на первый взгляд. Раненую руку Зайцев лечил мочой. И молодой организм все же взял верх. Его не убили. Его погнали в Норвегию, в никелевые рудники. Он выжил. И до конца жизни гордился тем, что в числе первых остановил немца. Хотя бы немногих из них. Хотя бы ненадолго. Но тем самым спас жизни других русских солдат. Русский солдат никогда не был немецким. Он воевал тогда, когда уже не было никакого смысла воевать. Может быть, поэтому Россия до сих пор есть…
Виктор ЗАЙЦЕВ
