Уважаемый Андрей Леонидович, спасибо за развёрнутый ответ! Как Вы знаете, я с "нулевых" годов работал в ГАРФе в Москве с документами ЧГК, в том числе - по БССР. Большинство дел я брал вообще первым, в меньшей части я был вторым за "яд-вашемцами" (которых интересовали только свои), и лишь в некоторых делах в "Листе использования" до меня уже стояли подписи нескольких исследователей. Поэтому я хорошо представляю себе на собственном исследовательском опыте, что из себя представляют документы ЧГК, но столь подробное Ваше объяснение весьма поможет в знакомстве с ними другим участникам форума. Я не случайно задавал Вам столь подробные вопросы, так как подозревал, что в НАРБе есть копии НЕ СО ВСЕХ документов, отправлявшихся в Москву. Вы своим подробным рассказом это подтвердили.
Поимённые списки погибших (казнённых, умерших, угнанных и т.п.) жителей составлялись в КАЖДОМ населённом пункте, бывшем под немецкой оккупацией, но составлялись они пресловутым "путём опроса местных жителей" и, как я понимаю, в большинстве своём, в одном-единственном экземпляре от руки (в ГАРФе некоторые из них уже не читаются от времени или от "механических повреждений", то есть и они уже частично безвозвратно утрачены). Вот их-то в НАРБе и нет...
Если будет нужно, то я объясню здесь форумчанам, в чём были принципы работы ЧГК, для чего она работала, и почему одно увезённое оккупантами ведро было важнее, чем человеческая жизнь и имя погибшего...
Кстати, уважаемый Андрей Леонидович, не задумывались ли Вы над тем, чтобы, используя персональные протоколы ущерба, составить списки жителей Бреста на 1944 год? Это - вполне реально, учитывая, что сотрудники ЧГК вели своего рода "подворный опрос" (известный нам пол послевоенной деятельности военкоматов по учёту погибших), и каждый их протокол должен был начинаться Ф.И.О. и адресом "потерпевшего"?