Из воспоминаний /о расположении приписников 33 оип/. Фрагмент из ГО
Выделены интересные на мой взгляд моменты
НИКИТИН АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ, замполитрука роты приписного состава 33-го инженерного полка.
Сражался на Кобринском укреплении. 26 июня контуженный был схвачен фашистами. Находился в лагерях военнопленных на территории Польши, Германии, Норвегии.
В ноябре 1944 г. совершил побег из лагеря военнопленных близ г. Гамерштейн и перешел линию фронта. Демобилизован из рядов Советской Армии в июне 1946 г.
Награжден орденом Славы III степени и медалью.
В настоящее время живет и работает в г. Ленинграде.
Примерно с мая 1940 г. наш 33-й инженерный полк получил задание строить оборонительные сооружения - доты, которые возводились как в районе Бреста и крепости, так и в Домачевском и Высоко-Литовском районах. Учебных занятий у нас почти не было. Весь личный состав находился на этих объектах. Только подразделение, которое несло караульную службу, хозвзвод да писарский состав оставались в крепости. Но, к сожалению, большинство построенных нами дотов было без оружия и боеприпасов. До боли обидно, что все пошло впустую, почти не принесло пользы. А сколько затратили средств и труда!
За 2-3 дня до начала войны меня вызвали в штаб. Замполит полка старший политрук Сухаренко назначил меня на должность политрука роты, сформированной из приписного состава. С 19 июня я начал знакомиться с ее личным составом. Рота находилась в стадии организации и одновременно заканчивала строительство двух дотов. Размещались мы в двух сводчатых казематах в земляном валу на правом берегу р. Мухавец метрах в 200-250 от Трехарочных ворот. В других казематах этого же вала были склады. Несколько левее натянули 3-4 палатки для военнослужащих приписного состава. Это - жители Брестской области, призванные в начале июня для переподготовки. Среди них и новички, и те, кто раньше служил в польской армии.
На границе было неспокойно. По ту сторону Буга фашисты построили много деревянных вышек для наблюдения. Часто над нашей территорией появлялись вражеские самолеты.
Однажды мы работали неподалеку от кладбища на строительстве дота. Мимо нас проехал странной формы черный фургон, похожий на катафалк. Его сопровождали люди в черных одеждах, напоминавших маскировочные халаты или рясы. Рядом с нами они начали что-то выкапывать из земли. Это показалось странным и подозрительным. Но подойти близко и посмотреть, что делают люди в черном, нам не разрешили. Впоследствии мы узнали, что это были немцы. Они якобы имели разрешение выкопать останки своих солдат, чтобы увезти их в Германию.
В последнюю мирную субботу мы вернулись с работы в крепость. Каждый занялся своим делом: приводили в порядок обмундирование, обувь, пришивали чистые подворотнички (завтра воскресенье).
Как и другие, я с нетерпением ждал дня отдыха. Приятно было после многих дней службы погулять по городу, посмотреть на гражданское население, посетить городскую библиотеку. Вспоминался любимый Ленинград. Через 4-5 месяцев я вернусь в этот город...
А на утро я в нижнем белье выскочил из каземата и увидел страшную картину разрушений... Небо покрылось кроваво-красной пеленой, в которую вторгались черные столбы дыма. В воздухе пахло гарью. Вверх летели кирпичи, камни, земля, валились деревья.
Отдельных взрывов различить было невозможно, стоял сплошной гул, рушились здания, из развалин выбегали люди.
Один снаряд разорвался возле палаток. Там остались убитые и раненые. Уцелевшие искали укрытия в казематах и в зарослях у подошвы вала.
Простояв в оцепенении 2-3 минуты, я вскочил в каземат и стал быстро одеваться. Второпях одел два левых сапога и чужую гимнастерку, которая оказалась мне мала, но для раздумий и переодевания не было времени. Раздался взрыв. Каземат наш сильно встряхнуло. Со сводчатого потолка посыпались на голову известка, куски кирпича. Пилотки у меня не было. Кровь потекла по лицу и шее, хотя боли сначала не почувствовал. Впотьмах мне попалась чья-то пилотка, и я надел ее, зажав рану.
У входа в каземат стояли в пирамиде винтовки, а рядом в ящике патроны. Мы разобрали их. Мне досталось 2 обоймы. Из матрацев и досок сделали защитный бруствер. Залегли.
Бомбардировка и артобстрел внезапно прекратились. Теперь стали слышны пулеметные очереди и разрывы мин. Доносилась стрельба из Цитадели, справа и слева от нас. Мы с напряжением ждали. Показалась группа фашистских солдат, человек 7-8. Они бежали, пригнувшись, по берегу Мухавца в сторону моста и нас не заметили. Подпустив их метров на 10-15, мы дружно открыли огонь. Два фашиста упали и остались лежать. Остальные сползли вниз к Мухавцу. В ответ на нашу стрельбу раздались автоматные очереди. Мы зарядили по второй, последней обойме. Одному из моих товарищей перебило руку. Кто-то разорвал простыню и сделал ему перевязку. Ранило еще одного, пуля задела и мое плечо.
Я поднялся, чтобы из-за стены посмотреть, что делается вокруг. Мимо кустов пробежали 2 гитлеровца, на ходу бросив в каземат две гранаты. Я не успел даже поднять винтовку. Раздался взрыв. В дыму послышались стоны: двое убиты, остальных ранило. Начали гореть нары, матрацы. Каземат наполнился дымом. Задохнемся, - подумал я и подполз к огню, волоча раненую ногу. Схватил одеяло и начал им сбивать огонь. Рядом со мной гасил огонь боец с перекошенным от боли лицом. Ему осколком пробило спину. Минут через 5 огонь погас.
На полу, у выхода дым был реже. Мы подползли к двери, раздвинули матрацы. Умер боец с простреленной рукой, ему осколком пробило голову. Гитлеровцы по каземату больше не стреляли. Залегшие напротив нас фашисты думали, очевидно, что с нами все кончено.
Раненая нога ныла. Я собрался с силами и стащил обрывки сапога, замотал рану куском простыни. Вдруг к нам в каземат вскочили двое красноармейцев. Они были оборванные, в грязи, один босиком, и упали на пол. Дым еще не рассеялся, и нас не было видно. Я подал голос - «свои», они подползли и рассказали нам о боях в районе 125-го стрелкового полка.
Во рту сохло, мучила жажда. В опрокинувшемся бачке оказалось около двух стаканов воды. Досталось по 2-3 глотка. Жажда продолжала мучить. Сколько прошло времени - неизвестно. Из Цитадели доносился гул и сильная стрельба.
Сложилась тяжелая обстановка. Не было патронов. Кружилась голова, тошнило. Дым въедался в глаза, они слезились и больно было смотреть (уже много позже я узнал, что немцы забрасывали в обороняемые помещения шашки с отравляющими веществами. Очевидно, в наш каземат была заброшена такая шашка. Дым был едкий и густой. - А. Н.). На некоторое время я закрыл глаза, опустил голову на пол. Вдруг меня начал толкать в бок один из прибежавших к нам, что-то мне говорил, но я не слышал. Тогда он начал мне объяснять знаками, что оставаться здесь больше нельзя. Бесшумно начали выползать из каземата, я с трудом приподнялся и пополз за остальными. На дворе уже было совсем светло.
Мы решили пробираться в Цитадель: ведь там наши товарищи, там боеприпасы. У нас - ни одного патрона. Ползем к Трехарочным воротам. Уже просматривается мост. Но дорога простреливается. Рядом оказался спуск в подвал. Решили там дожидаться сумерек. В темноте легче преодолеть этот опасный рубеж.
Темнело... Стрельба продолжалась со всех сторон. Высоко в небе вспыхивали осветительные ракеты. Плотно прижимаясь к камням, мы добрались до берега Мухавца. Раздалась автоматная очередь, пули звонко ударялись о камни. Мы плотнее прижались к земле. Один из нас пополз к воде и минут через десять вернулся. У него в руках фляга с водой, мы поочередно жадно начали пить.
В кольцевых казармах усилилась стрельба. Мелькали вспышки ружейных залпов. С валов Кобринского укрепления раздавались пулеметные очереди. Судя по огню, на валах было много гитлеровцев, и дорога сильно простреливалась. Поэтому мы решили переползти дорогу, преодолеть вал, пробираться к выходу из крепости.
Дорогу пересекли благополучно. Начали подыматься на вал. Ползли, царапались о кусты и колючки. Взрыв!.. Нас ослепило огнем. Я покатился вниз, потерял сознание...
ОФ МГОБК, оп. 33, д. 16, лл. 44-50.
