Моя заметка к Дате (в районную газету) :
Брестский миф: жаркие споры июня «десятого» о жарком июне «сорок первого».
События, произошедшие в июне 1941 года в Бресте интересны не только своей фактической стороной - но и неизбежно возникшей вокруг них мифологией. Чем был подвиг Бреста для пропаганды и чем он является сейчас, для новых (уже другого тысячелетия, в общем- то..) поколений?
Историческая наука под термином «мифа» может подразумевает комплекс общественных представлений о том или ином событии, основанных как на реальных событиях, так и формирующихся под влиянием каких-либо обстоятельств. Соответственно историк, изучающий то или иное событие, не может обойти стороной и его «миф» - т.е. представлении людей об этом событии, его место в общественном сознании.
Изучение Великой Отечественной войны сегодня – уже во многом жонглирование символами. Те, для кого это было частью жизни, подчас наиболее яркой её частью, и споривших, пытаясь понять – что же собственно с ними происходило тогда, в сороковые – уже ушли, изучение военных и политических аспектов – представляет скорее академический интерес. А поскольку изучение Войны в течение десятилетий было во многом частью государственной пропаганды – её история во многом превратилась в цепочку символов побед и героизма. Начало было положено «десятью сталинскими ударами», успешно трансформировавшихся ныне в формат телесериалов. В общественном сознании символы Войны, как правило, играют роль стандартных аргументов в различных «кухонных» спорах - «вы нам про Вязьму и Белосток сорок первого? Кошмарные поражения Красной Армии? А мы вам тогда про Брест и Севастополь – символы героизма советского человека …».
Составным элементом «мифа сорок первого» с середины 1960 гг стала оборона Брестской крепости. Хотя об обороне крепости в июне 1941 года знали и говорили давно, но лишь в коне пятидесятых годов эта тема получила всесоюзный уровень. Примечательно, что вероятно первыми настоящее значение подвиг крепости оценили его иностранцы – в середине пятидесятых, возвращаясь с XX съезда КПСС, её посетили делегации иностранных компартий, возвращающихся поездами из Москвы.
К середине шестидесятых во многом и была сформирована та картина брестских событий, которую мы знаем и сегодня – примечательно, что за пятьдесят лет она практически не изменилась и, вероятно, не изменилась бы еще долго – если бы 4 ноября 2006 года в одно из российских почтовых отделений не поступил бы объемный пакет из города Фрайбурга, содержащий архивные документы штурмовавшей крепость в июне 1941 г. немецкой дивизии.
Однако символическое значение тех или иных событий Войны настолько укоренилось, что какие-либо научные исследования или вновь опубликовываемые документы подчас не способны ничего изменить, или меняют - но лишь весьма нескоро: в качестве примера можно привести обнародование реальных деталей боя дивизии генерала Панфилова в сорок первом году. Это произошло (причем на самом высоком уровне) еще в конце восьмидесятых годов - тем не менее, торжественные мероприятия у разъезда Дубосеково проводятся и сейчас (правда, уже не на высоком уровне). Выглядит, впрочем, это несколько странно – те, кто заявляют «ничто не забыто» не могут поднять даже журнальные подшивки восьмидесятых..
За десятилетия «миф Бреста» обладал всеми чертами классического советского мифа, максимально удобного для пропагандистского использования: ясен, но в то время интригующ (оставлял немало вопросов, на которые можно было давать соответствующие эпохе ответы), не имел противоречий и двусмысленностей (они были заблаговременно отсечены), добро в нем непременно побеждало зло. «Двусмысленности», впрочем, всплыли было - в начале семидесятых: ко многим участникам Обороны у компетентных органов (не историков разумеется) появилось немало вопросов. Но тогда вопросы (в основном связанные с выяснением реальных деяний того или иного участника Обороны) решено было замять – Леонид Ильич Брежнев был в общем то незлобивым человеком, под стать ему было и советское государство…В итоге же, как справедливо отмечалось, была несколько затушевана и сама история Брестской крепости - не снимались фильмы, не издавались новые книги. Казалось история Брестской крепости останется не более чем символом оттепели – новых материалов не появится, останется только осмысливать старое.
Оно и было осмысленно: в девяностые по «брестскому мифу» было нанесено немало ударов – воспользовавшись «белыми пятнами» истории Обороны многие поспешили превратить их в черные – дескать, гарнизон Крепости бросили генералы, да и сам гарнизон, в общем-то готовился напасть на Германию, да и не было может гарнизона – а крепость обороняли зэки из спецтюрьмы НКВД.. «Осмысление», впрочем, продолжается и сейчас – так например, режиссер выходящего на экраны осенью фильма «Брестская крепость» заявил в своем интервью: «..в 1941 году им [немцам] было проще – они хорошо знали крепость и ее возможности, только не учли одного факта, что в крепости находились русские солдаты, в том числе чеченцы... Чеченцы объявили Гитлеру джихад, и у нас в фильме вы это увидите. Последний герой Брестской крепости тоже был чеченец. Я читал у немцев в документах, что в сентябре они нашли черного обросшего человека с чеченским именем».
Позволю себе усомниться ровно в 100% соответствия истине данного текста… Однако, отметим здесь и другое – приспособление «брестского мифа», пользуясь отсутствием у большинства каких-либо знаний о событиях и как правило невозможностью эти знания получить, под «текущие нужды» (сейчас – социализация чеченцев в российском обществе). Те, кто посмотрит фильм, увидит в нем и еще немало подобных эпизодов «на злобу дня».
Только строго документальное исследование, каким бы неудобным оно не было сможет хоть как то притушить манипулирование историей Бреста сорок первого года в «прикладных целях». Не будем забывать, что подвиг Крепости в первую очередь был оценен и самим, штурмующим её, противником – и поэтому герои Обороны не нуждаются в приукрашивании. Но использование их как «рабочий материал» для разного рода «актуальных мифов» - недопустимо, для всего нашего когда то советского (а ныне российско-белорусского) общества.
