Я, может, совершенно не по делу, но об этом никто вроде бы не говорил (или как-то вскользь).
Больше года назад в этой теме шло обсуждение недостоверности воспоминаний некоторых защитников (230-е страницы) и, в частности, А. Филя. Задавался вопрос: почему С. Смирнов ему поверил и т.д.
Мне хотелось бы немного заступиться за С. Смирнова. Дело в том, что в каждой творческой личности изначально борется человек с художником. Человек (вольно или невольно) исполняет соцзаказ, а художник подмечает такие детали, которые противятся исполнению этого заказа (заказ - в широком смысле). То же самое и у Смирнова. Своей хорошо развитой интуицией писателя он чувствовал, что Филь, мягко говоря, не совсем достоверен, но художник в нем (Смирнове) дал уговорить себя Смирнову-человеку. Вот всем известные цитаты из Сергея Сергеевича:
"Сначала он произвел на меня впечатление человека угрюмого, скрытного, недоверчивого и какого-то настороженного, словно он все время боялся, что люди напомнят ему о том пятне, которое легло на его биографию..."
Далее: "Незаметно, но пристально присматривался я к этому человеку во время наших бесед. Обращало на себя внимание то, как рассказывал он о защите крепости. Филь вспоминал о жарких боях во дворе цитадели, о штыковых атаках на мосту, о яростных рукопашных схватках в здании казарм и говорил об этом всегда так, словно лично он только наблюдал события со стороны..."
И далее: "Я замечал, как постепенно меняется и поведение Филя. Мало-помалу исчезала та угрюмая настороженность, которая бросалась в глаза при первом нашем свидании. Видимо, слишком часто там, на Севере, этот человек встречал предубежденное, недоброе отношение к себе, и он ожидал, что и здесь, в Москве, его примут подозрительно и враждебно. Но этого не случилось, и понемногу стал таять тот ледок недоверия и отчужденности, который Филь так долго носил в себе.
И все же остатки этого отчуждения нет-нет да и давали себя знать. Как-то, когда речь зашла об одном из первых боев в крепости, я стал особенно дотошно расспрашивать Филя о подробностях этого боя, сопоставляя его рассказ с рассказом Матевосяна. И вдруг Филь угрюмо сказал:
-- Я знаю, вы все равно мне не верите. Ведь я - бывший пленный, изменник Родины..." (выделения в тексте мои).
Мне кажется, что Смирнов, основываясь на правильных (интуитивных) предпосылках, делал (вольно или невольно) неверные выводы, т.е. принимал блестящую игру Филя за его мучения по поводу пленения и признания власовцем. Т.е. Смирнов-человек победил Смирнова-художника, хотя художник все-таки в нем прорывался и добавлял в портрет Филя совсем иные краски.
Я сам как бы писатель и мне сомнения Смирнова-художника очень хорошо видны. (Я, кстати, много лет прожил в Якутии и знаю не из вторых рук, что там к бывшим з/к не относятся предубежденно - в мое, конечно, время, а тогда тем более, там много было таких, если не большинство).
Тут есть еще один момент. У Филя оказалась еще и очень хорошая память. Он достаточно правильно "вспоминал" то, что было не с ним. Т.е. сами воспоминания, стыренные у кого-то, были вполне достоверными. Это тоже сыграло в его пользу в глазах Смирнова.
Вот, собственно, и всё.
