Для начала анализируем письма, впервые опубликованные К.Б. Стрельбицким. До него никто их не видел и уж тем более ре разбирал. Про музейщиков молчу - зачем им какие-то архивы, письма... Всё ж понятно.
Структура темы такая. Для начала сами письма с авторской нумерацией К.Б. (для сохранения логики). Потом разбор фамилий и основных моментов, потом дальше к следующему. Выявленных защитников БК можно размещать в ветке "Известные и неизвестные". Начнём.
Документы найдены в архиве, обработаны и впервые (!) опубликованы К.Б.Стрельбицким.
Источник здесь:
http://srpo.ru/forum/index.php?topic=16809.msg183874#msg183874Документы 1 - 3. Подборка из 3 писем бывшего курсанта 1-й роты полковой школы младшего начальствующего состава 44-го стрелкового полка Александра Ивановича Плешкова, проживавшего в 1965 году по адресу: «Свердловская область, г[ород] Каменск-Уральский, Ленинский посёлок, п/я [должно быть «п/о» - почтовое отделение] 14, ул[ица] Металлистов, [дом] 21».
1. Недатированное письмо, отправленное в 20-х числах марта 1965 года (оттиск почтового штемпеля с датой отправки плохо пропечатан) на адрес «Москва, Центральная студия телевидения, Смирнову Сергею Сергеевичу» (получено по почтовому штемпелю 30.04.1965; на конверте – пометы «Брест» и «(от защитника Брестской Крепости, 44[-й] с[трелковый] п[олк])»):
«Здравствуйте, дорогой и родной Сергей Сергеевич!
Сергей Сергеевич! Вы воскресили нас, брестовцев и являетесь родным нашим отцом! И я, Плешков Александр Иванович, бывший курсант школы младших командиров, I стр[елковой] роты, 44[-го] стр[елкового] полка, до сих пор неизвестный по многим причинам Вам, пишу Вам, как родному отцу.
Превозмогая своё состояние нездоровья, я решаюсь написать Вам следующее. Недавно, в связи с предстоящим двадцатилетием победы, Каменск-Уральский гор[одской] военкомат ([Военный комиссар -] Полковник тов[арищ] Грызлов Ал[ексан]др Фёд[орович]) предложил музею города собрать материалы обо мне, как [об] участнике обороны Брестской крепости, [и,] кроме того, написать [обо мне] в газете «Каменский рабочий». Что меня очень взволновало, хуже, чем я пережил свою трагическую довоенную и после и военную жизнь [так в оригинале]. Кто я таков, чтобы обо мне писать? Меня узнали в нашем городе несколько лет тому назад после встречи с Клыпой Николаем Сергеевичем, причём кто-то во время его лекции сообщил ему [обо мне], он назвал меня (он был в нашем городе) – и все присутствующие в зале ахнули! Меня, как учителя, все знают. С тех пор меня приглашают с рассказами о Бр[естской] крепости. Кстати, у меня и материалов-то никаких нет, даже Вашей книги, в которой я очень нуждаюсь.
Я понял, что люди Урала проявляют очень большой интерес к нашей легендарной крепости. После моих высказываний всегда просят написать Вам и передать от своего имени добрые пожелания Вам, дорогой Сергей Сергеевич!
Люди Урала Вас полюбили накрепко, они слушают Вас и радуются всякой новой встрече с Вами, хотя бы по телевидению.
Сергей Сергеевич, прошу извинить, что отнимаю у Вас драгоценное время, обращаюсь к Вам: посоветуйте, как мне быть? Для музея у меня ничего нет, где можно достать хотя бы фотографии крепости и прочее другое, что бы помогло нашим людям понять цену тех героических дней начала войны? С братьями Исполатовыми я тоже буду переписываться, я с ними в одной роте был, жили мы у Сев[ерных] ворот. В ночь на 22.6.41 г[ода] я стоял на посту у штаба 44[-го] с[трелкового] п[олка]. Хотелось бы узнать адрес нашего дорого Командира полка Гаврилова П.М. Я перенёс тяжёлый плен, [из которого] бежал в 1945 г[оду]. Если бы мне довелось рассказать Вам об этом чёрном прошлом! Когда рассказываю людям – они слушают [меня] почти со слезами, говорят, что и глубоко душу тревожит. Не могу без волнения говорить, но говорить всё же могу, а [вот] писать – нет. В эти волнующие дни, когда американцы творят свои кровавые мерзости во Вьетнаме, а гитлеровцев хотят амнистировать в Бонне, хочется вместе с Вами по телевидению крикнуть нашим брестовцам и всему народу – «Не быть этому! Нет!»
Считаю своей обязанностью и долгом нести выше боевое знамя защитников крепости, вести неустанную борьбу за мир на земле. Радостно сознавать, что люди становятся сильными во всех отношениях, когда они слышат живое слово о героях, погибших за Родину. Мои слушатели как бы слышат в моём голосе, в моих волнениях – голос наших дорогих измученных в фашистских застенках людей, которые просили передать своему народу, родной земле их последние прощальные слова, и что умерли они непокорёнными.
Там, за проволокой было страшно каждому из нас одно: погибать в тяжёлых муках неизвестности; мы давали наказ друг другу, о том, что если кто-нибудь из нас останется в живых, рассказать обо всех нечеловеческих муках наших людей. Что и выпало на мою долю, я выполняю этот наказ. Только годы культа [личности Сталина] надолго задержали выполнение этого наказа.
Сергей Сергеевич, в 1966 году, очевидно, все защитники съедутся вновь в крепость, я заранее рад встрече со всеми, жду [её] с нетерпением. У меня три сына растут: 1949, 1948 и 1958 годов рождения.
С большим волнением буду ждать Вашего подробного ответа, его будут ждать и мои слушатели – Каменск-уральцы, вместе с которыми [я] желаю Вам, дорогой Сергей Сергеевич, отлично здоровья, успехов в Вашей неутомимой деятельности.
Бывший курсант 44[-го] с[трелкового] п[олка] А.И.Плешков.
Мой адрес: Свердловская область, г[ород] Каменск-Уральский, п/я 14 [см.комментарий выше], пер[еулок] Металлистов, [дом] 21».
2. Письмо от 12.04.1965, отправленное по почтовому штемпелю 13.04.1965 на адрес «г[ород] Москва, Студия телевидения, писателю Смирнову Сергею Сергеевичу» (получено по почтовому штемпелю 17.04.1965; на конверте – помета «(О Брестской крепости)»):
«Здравствуйте, дорогой Сергей Сергеевич!
Сегодня, в день космонавтов [День Космонавтики] я с волнением слушал Вас об исторических боевых делах наших героев-лётчиков. Вы упомянули опять о Бресте. Я сразу же, несмотря на поздний наш уральский час, сел за письмо. Не обладая крепкой памятью, я всё же старался вспомнить первую схватку в первый день войны в Брестской крепости. Я уже написал Вам первое письмо в марте этого года, в котором указал, что я в ночь на 22/VI-[19]41 г[ода я] стоял на посту на центральном острове, что в первый час я оказался где-то на холмистом берегу Мухавца, переплыв его. Там, на этом берегу был старший лейтенант, по приказанию которого и мы (под пулемётным или автоматным огнём, среди взрывов) переплыли. В книге Вашей я узнал о нём - [это был] ст[арший] лейтенант В.И.Бытко. Он в первые же минуты сумел часть бойцов вывести на наше место сбора через сев[ерные] ворота. Мне думается, не он ли это вернулся на противоположный берег Мухавца (видно, у сев[ерных] ворот в это время были немцы)? По фотографии мне кажется[, что это - именно] он. Он организовал быструю оборону, чтобы предотвратить окружение крепости с юга и севера. Причём я запомнил его энергичным, быстрым. Он чётко и уверенно отдавал команды о занятии обороны. Когда с юга появились на надувных лодках фашисты (я перед этим ему сообщил, что я станковый пулемётчик, а с собой у меня была винтовка, да 5 – 10 патронов в подсумке), мне был подброшен ручной пулемёт и два диска, уже набитых патронами (причём, и пулемёт, и патроны были мокрые). Подпустив ближе немцев, ст[арший] лейтенант скомандовал: «Огонь!». Фашисты были нами уничтожены, часть их повернула обратно, но из крепости кто-то вёл тоже огонь и добил их.
По Вашему описанию, ст[арший] л[ейтенан]т Бытко сумел на второй день войны проскочить в крепость. Вся его, среднего роста фигура, внезапность появления, моментальность движения напомнили мне именно того ст[аршего] л[ейтенан]та, который сумел поставить нас в рамки боевого духа, дать отпор десантникам.
Интересен и тот факт, откуда появился пулемёт и мокрые патроны. Совсем недавно я узнал, что эти патроны в вещ[евом] мешке из нашего караульного помещения у Тереспольских ворот принёс Соколов Артемий Тимофеевич, он тоже переплывал Мухавец и на берегу был тяжело контужен, видимо, его это были патроны. К великому сожалению, Соколов умер в нашем городе Каменск-Уральский в 1963 г[оду]. Он попал в плен и всю войну был в плену. Мы с ним встретились неожиданно в 1962 г[оду], а поговорить не пришлось – он слишком тяжело переживал ужасы своей судьбы, как я не пытался узнать у него, он мне ничего не смог рассказать, обещал позже, состояние здоровья было плохое. А я не спешил его тревожить. И вдруг, на 45[-м] году жизни он скончался, так и не сказав ничего.
Соколов никому ничего так и не сказал, о его судьбе знала только жена его, которая мне рассказала, что, будучи без сознания, он оказался среди убитых, потом, войдя [придя] в сознание, он уполз, якобы, ему удалось недалеко от Бреста быть в партизанском отряде, а затем попал в плен. Мы с Соколовым – односельчане, вместе служили в 1[-й] стр[елковой] роте 44[-го] стр[елкового] полка, жили в казарме у Сев[ерных] ворот. Как долго молчал он, так же, как и я! Но душевные раны не дают покоя! В 1940 г[оду] нас с Урала в крепости служило 30 человек из Багарякского р[айо]на Челяб[инской] обл[асти]. Летом я думаю заняться поиском, нет ли ещё кого в живых, какова судьба каждого. Я понял, что коллективно легче восстанавливать прошлое, а пока я – один, поблизости больше нет никого. Состояние здоровья не сулит [мне ничего] хорошего. Но сидеть, сложа руки, я не имею права. Стал чаще выступать с воспоминаниями перед учащейся молодёжью – она, наша смена, должна знать, какой ценою досталась победа.
Готовлюсь к поездке в 1966 году в Крепость для встречи со своими однополчанами: с братьями Исполатовыми, с ком[андиром] полка Гавриловым, с П.С.Клыпой и другими.
Собираюсь писать воспоминания о всей моей службе в Отеч[ественную] войну.
С горячим приветом!
Желаю Вам, Сергей Сергеевич, крепкого здоровья.
Бывший курсант школы младших командиров 44[-го] стр[елкового] полка Плешков Александр Иванович
12/IV[-1965 года]».
3. Письмо от 07.10.1965, отправленное по почтовому штемпелю 11.10.1965 на адрес «г[ород] Москва, Центральная студия телевидения, Смирнову Сергею Сергеевичу» (получено по почтовому штемпелю 19.10.1965):
«Здравствуйте, Сергей Сергеевич!
Пишу с больничной койки – не удивительно, что часто приходится болеть, донимает радикулит. Это письмо к Вам – не первое, знаю, что и оно будет без ответа, глубоко сочувствую: Вам трудно ответить теперь уже не на сотни, а на тысячи писем. Но какая-то неведомая сила влечёт делиться с Вами, Сергей Сергеевич, обо всех невзгодах и трудностях не только прошлой, но и настоящей жизни. Это пишет Плешков Ал[ексан]др Иванович из I стр[елковой] роты 44[-го] стр[елкового] полка Бр[естской] Крепости. В прошлых письмах я описывал кратенько страшные события первого дня вероломного нападения гитлеровцев на мирную Крепость нашу, я был в наряде вместе с братьями Исполатовыми, с одним из них, с Николаем, активно переписываюсь. В первые же часы, после чувства растерянности и страха довелось участвовать в уничтожении фашистов, плывших на надувных лодках, в обороне Бреста, Барановичей, окружениях, Минска, Могилёва, Смоленска, Ярцева и др[угих] городов нашей родины довелось оборонять , биться с кровавым врагом. Довелось и партизанить в Брянских и Смоленских лесах, испытать чудовищный плен в концлагерях Молодечно, в Германии, снова после побега добивать извергов человечества; искать наших и ненаших, умирать вместе с сотнями таких же молодых товарищей, которые имели такое же право на жизнь. Всё послевоенное время я живу с тревогой на сердце, с душевными, никогда не заживающими ранами, иначе и не может быть. Родина крепнет, сейчас она уже не та, что была до войны, хочется верить, что на нашей земле всегда будет мир, борьбу за который надо усилить втройне. На моих глазах много сотен погибло людей, пусть они безымянные, стёрлись из памяти их имена, но они не погибли бесследно, их сердца бьются и по сей день рядом с моим, тревожат и просят рассказать народу о них, непокорённо умерших. Нет, они не умерли, они видят Родину, смотрят глазами, пусть не своими, слышат ушами посланцев своих, живых уцелевших чудом, передают свой прощальный привет. Часто приходится мне выступать, рассказывать горькую правду начала войны, внимательно слушают люди, слушают сердца тех, что погибли в огне. Я с волнением смотрел и слушал выступления участников слёта следопытов в Крепости по телевидению, как это всё прекрасно тревожит сердце, память о людях погибших никогда не умрёт!
Я работаю учителем, недавно лечился на курорте «Самоцвет» на Урале, но болезнь такова, что снова лежу в больнице. Меня мучит хуже болезни одна несправедливость, не всё ещё гладко, душевно в жизни идёт. Семья у меня – 6 человек: три сына, жена и бабушка. Люди относятся ко мне со вниманием, дали от Каменск-Уральского горкома союза учителей 30%-ную путёвку на курорт. Поэтому я летний отпуск полностью не использовал, 26 дней из 48 оставил на время курорта в сентябре, чтобы не оставить семью без содержания, но меня после курорта постигло горькое разочарование: неиспользованный отпуск пропал – оказывается, учитель не имеет права использовать отпуск для лечения в учебное время, [и] я остался без содержания, [а] семья – без зарплаты. Бюллетень на время лечения нам не положен, отпуск длинный, а отпуск только летом, когда путёвку достать было невозможно. Не только я, все учителя во время учебного года едут без содержания на курортное лечение. Многие товарищи соглашались заменить меня на работе (я веду столярное дело) с тем, чтобы я [потом, в свою очередь,] мог заменить их – и, казалось бы, ни для кого ущерба нет, одна польза. Дети были оставлены без моих уроков в сентябре, а в октябре я лёг в больницу. Программа не выполняется. Трудно себе представить положение детей, которые не изучают положенную программу. Таким образом, лечение моё идёт не на пользу производству, и мне нет пользы: уплатил 38 руб[лей] за путёвку и 120 руб[лей] потерял зарплаты. Льготная путёвка явилась нельготной.
Мучает меня и другой вопрос. Я знаю лично людей, погибших в крепости, но [они] до сих пор числятся без вести пропавшими. В 125[-м] полку служил вместе призванный со мной Кадочников Алексей Иванович, в ночь на 22 июня он дежурил в конюшне и погиб в первый же день утром, я видел его труп обгоревший. Родители его живут в Челябинской области, село Багаряк; они потеряли трёх сыновей – надо представить трагизм этой семьи! А ведь у него, Кадочникова остался без него уже родившийся сын, сейчас уже взрослый, свою семью имеет.
В 1963 году умер ещё один из защитников крепости Соколов Арсений Тимофеевич в возрасте 45 лет, его судьба трагичная, душевные раны надломили его, он даже не поделился ни с кем воспоминаниями. Мы с ним служили в одном взводе I стр[елковой] роты. Только от его жены я узнал, что это он обеспечил патроны для уничтожения фашистов на надувных лодках, его патронами, мокрыми (он переплывал Мухавец) стрелял и я, а он сразу же был тяжело контужен. Мне кажется, что этих людей стоит вписать в соответствующие части в крепости, в которых они служили.
Считаю своим долгом разыскивать родственников погибших и оставшихся немногочисленных живых по Свердловской области, нашёл двух защитников, живущих в гор[оде] Свердловске: из 455[-го] полка Воробьёва Степана Васильевича и из 333[-го] полка Никитина Илью Никитича. 26.IV-[19]65 г[ода] состоялась горячая встреча с ними. Поиски продолжаю. Как только кончится лечение, начнётся целый ряд выступлений, люди ждут, особенно нужно воспитывать молодёжь. Этой благородной задаче посвящаю всю свою жизнь, насколько хватит здоровья и сил.
С душевно-горячим приветом к Вам, Сергей Сергеевич -
Бывший солдат 44[-го] стр[елкового] полк[а] Бр[естской] крепости Плешков Ал[ександр] Ив[анович].
P.S. Сергей Сергеевич!
Страшно хочется знать, как и когда будет встреча в 25-летие нападения на крепость? Я готовлюсь впервые ехать, хочется встретиться с командиром 44[-го] с[трелкового] п[олка] П.М.Гавриловым, с Клыпой П., с братьями Исполатовыми и многими другими брестцами. Как это должно проходить: или по вызову через горвоенкомат, или ехать самостоятельно придётся? Ведь это знаменательное событие! Я даже заранее волнуюсь. До сих пор я ещё не был в крепости по причине болезни.
С приветом [подпись]
7/Х-1965 г[ода]. Сожалею, что не знаю Вашего адреса».
