Один из вариантов авторства известной надписи:
Он приехал в Брест, который когда-то защищал,
чтобы броситься под поезд...
в О Собеседник • 44*1992
_
...Он приехал в Брест 15 сентября, за девять дней до гибели, и остановился
в 4-местном номере гостиницы «Буг». Не привыкший к роскоши, старик не стал требовать у администрации более достойных апартаментов, хотя по идее имел
на них — как ветеран и защитник Брестской крепости — полное право.
По словам знавших его людей, жи¬тель города Усть-Кут Тимерен Зинатов приезжал в Брест чуть ли не каждый год — ходил по местам боев, встречался с однополчана-ми, вспоминал. К каждой поездке, как правило, долго готовился, заранее преду-преждал музей о своем приезде. Однако на этот раз сборы оказались неожиданны и по-военному скоры: вернувшиеся с дачи родственники нашли на столе только од-носложную записку: «Уехал в Брест». Ря¬дом лежала «горящая» путевка в санато-рий, которой старик так и не воспользо¬вался...
По словам директора музея Брестской крепости П. Н. Панасюка, на сегодняшний
день в живых осталось не более пятисот ее защитников. Зинатов же всегда был од¬ним из самых активных. На встречах вете¬ранов в отличие от многих других никогда не хорохорился, не пьянствовал, не козы¬рял своими регалиями. Правда, была у не¬го одна больная струнка, один маленький «пунктик», который время от времени до¬ставлял работникам музея беспокойство. Как известно, после войны в одном из ка¬зематов Брестской крепости была найде¬на надпись: «Умираю, но не сдаюсь. Про¬щай, Родина! 22А/И-41 года». Нацарапан¬ные на стене неизвестным (и, судя по все¬му, погибшим) бойцом слова эти по неглас¬ному решению ЦК стали считаться чуть ли не основным лейтмотивом Великой Отече¬ственной войны, символом мужества со¬ветского народа и преданности делу КПСС. Особенно партийных идеологов устраивало, что под этой строчкой не сто¬яло подписи — она и нужна была как образ, не более. И поэтому когда права авторства на эту строку заявил никому не известный Тимерен Зинатов (в 41-м — обыкновенный курсант пулеметной шко¬лы, беспартийный и к тому же татарин), среди научных работников музея, и не только, произошло легкое замешательство. Да разве мог неграмотный боец на¬царапать своим штыком такие легендар¬ные, знакомые каждому школьнику сло¬ва?!
Ситуация осложнялась тем, что «офици¬альный» круг героев Брестской крепости к
тому времени — к концу 60-х — был уже окончательно сформирован и состоял пре-имущественно из офицеров и политработ¬ников в чине не ниже майора. Эти люди
постоянно давали интервью в газетах, на телевидении, носили над орденскими
планками Звезды Героев и сами, по суще¬ству, становились живыми экспонатами.
Допустить в этот привилегированный круг простого пулеметчика, да еще с такой — явно «не по чину» — регалией, было, увы, не в тогдашних правилах.
Понимая это, Тимерен Зинатов с горечью писал в музей: «Я верю, пройдет время, и кто-нибудь захочет узнать, кто это «шты¬ком нацарапал», а не скажут по привычке: «Это должен быть политработник». Эх, если бы они (командиры.— С. Р.) тогда не срывали петлицы, не стриглись наголо, может, и люди бы не гибли». Или еще: «Теперь, потеряв столько народу в крепо¬сти, те, которые нами командовали, стали героями, а надо было все это хорошенько
расследовать».
Особенно болезненно Зинатов восприни¬мал лавры своего бывшего командира Пе¬тра Гаврилова, воспетого Смирновым в «Брестской крепости» и негласно считав¬шегося среди брестчан-ветеранов «героем № 1». Когда газеты сообщили, что Гаврилов имел какое-то отношение к надписи «Умираю, но не сдаюсь», Зинатов сухо на-писал: «У Петра Михайловича и так много чести, и нет необходимости присваивать чужой труд».
Кто написал эту строчку в действительно¬сти — Зинатов или кто-то другой — сего-дня уже не установишь. Однако не это главное. Куда важней, что Зинатов пре-тендовал на авторство отнюдь не из мер¬кантильных соображений: например, если верить очевидцам, он отказывался поль¬зоваться льготами даже простого участника.
Когда его семья, зная кру¬той характер деда, втайне все-таки запи¬сала его на дефицитную мебель, старик устроил дома скандал. В отличие от дру¬гих защитников Брестской крепости Зина¬тов никогда не просил музей помочь с по¬купкой автомобиля, телевизора, холо¬дильника. Пожалуй, главным для него все
же оставалась та историческая справед¬ливость, ради которой, собственно, он и
воевал целый месяц в Брестских казема¬тах.
О том, что заставило его наложить на се¬бя руки, Зинатов написал в предсмертном письме: «Если б тогда умер от ран, я бы знал — погиб за Родину. А вот теперь от собачьей жизни. Пусть так и напишут на могиле». Выразив протест «ельцинско-гайдаровской власти», старик скромно попро¬сил, чтобы на кладбище пригнали трактор «Беларусь» и наскоро выкопали для него яму: «Я мусульманин, и меня не надо класть в гроб. У нас путника хоронят в чем он умер, сидя, чтобы он меньше места за¬нимал. Думаю, что не буду валяться в мор¬ге, как какой-то пропойца. Я трезвенник и на закопание имею средства».
Действительно, из карманов бросившегося под поезд старика работники транспорт-ной прокуратуры изъяли семь тысяч руб¬лей, однако местные власти решили не ударить в грязь лицом и взять на себя все расходы по захоронению героя. О том, как несуразно это было сделано, свидетель¬ствует уже один единственный факт — Зинатова похоронили за счет статьи «те¬кущее содержание объектов благоустрой-ства».
...Стал ли Брест более «благоустроен» по¬сле этой смерти — сказать трудно. Но из всех горожан, как мне показалось, исчез¬новение этого одинокого ветерана замети¬ла только горничная из гостиницы «Буг», у которой старик по вечерам иногда просил кипяток для чая.
Сергей Романовский.
Рисунок Александра Кукушкина.
